Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации

«На самом деле, – добавил Шри Бхагаван, – чувство „Я“ – это величайшая мантра. Даже пранава (звук „аум“, или „ом“) требует объяснения – он состоит из „а“, „у“ и „м“ и т. д., но чувство „Я“ самоочевидно и самопроизвольно».

На рождественские каникулы 1938 г. я снова, как обычно, приехал в ашрам и припал к стопам Шри Бхагавана. В августе того же года умер Шри Чивукула Венкатешвара Шастри, который под именем «Вайдарбха» задает вопросы в «Шри Рамана-гите». Я сообщил Шри Бхагавану о том, что он принял санньясу незадолго до смерти и умер спокойно, сидя с прямой спиной в позе лотоса и беспрестанно произнося «Ом». Шри Бхагаван отметил, что йоги обычно умирают именно так, и что это указывает на зрелость души, покинувшей тело. «Однако, – добавил Шри Бхагаван, – джняни безразлична смерть, точно так же, как и жизнь. Даже если он находится в самом ужасном физическом состоянии, даже если его поразила самая мучительная болезнь и он умирает, катаясь по земле и крича от боли, он остается незатронутым. Это джняни».

Если вспомнить, что случилось с Шри Бхагаваном под конец жизни, эти слова покажутся горьким пророчеством.

Когда Шри Бхагавана спросили о состоянии джняни, он ответил: «Джняни плачет с плачущими, смеется со смеющимися, играет с играющими, поет с поющими, входя в ритм песни. Что он теряет? Его присутствие подобно чистому прозрачному зеркалу. Оно отражает образ в точности таким, каков он есть».

Из этого можно сделать вывод, что Шри Бхагаван мог плакать, лишь когда к нему приходили люди, убитые горем или, наоборот, преисполненные радости, но очевидно, что это было не так. У него часто выступали слезы, когда он читал вслух истории из священных писаний или эмоционально наполненных драматических произведений.

В такие моменты Шри Бхагаван настолько сливался с персонажами и ситуациями, что ощущал их боль, их страдания и радость. Это часто заставляло его проливать слезы.

Когда Шри Бхагаван читал нам эти истории, это не были сухие, объективные рассказы. Он играл роли действующих лиц, изображая их эмоции, что приводило всех нас в трепет. Тон его голоса, его лицо и жесты воссоздавали перед нами эти сцены, а в кульминационные моменты его голос срывался, слезы текли по его щекам, и часто он уже не мог продолжать рассказ из-за нахлынувших на него чувств. Я помню два таких случая, когда нас настолько захватила актерская игра Бхагавана, что мы тоже расплакались.

В первом случае Шри Бхагаван читал вслух отрывок из «Аруначала-Пуранам», в котором сын мудреца Гаутамы сообщает отцу о том, что в его уединенное жилище отшельника собирается явиться богиня Парвати²³. Во втором случае Шри Бхагаван цитировал «Рамаяну» на тамильском языке. Он произносил речь убитого горем Тары, обращенную к Шри Раме, который только что убил Валли.

При этом также присутствовал Девараджа Мудальяр. Вот его рассказ, взятый из книги «День за днем с Бхагаваном», 12 декабря 1945 г.:

«После обеда, когда я вошел в холл, Бхагаван читал стихи из «Аруначала-Пуранам» на тамильском языке. Там рассказывалось о том, как Гаури, пройдя по улицам Аруначалам, пришел в ашрам Гаутамы. Когда Бхагаван дошел до строф, в которых описывалась радость Гаутамы от того, что Гаури пришел в его ашрам, Бхагаван не мог продолжать – его глаза наполнились слезами и голос сорвался от нахлынувших эмоций. Он отложил книгу, и чтение продолжил Десай. Стоит упомянуть, что я и до этого не раз замечал, как Бхагаван не мог продолжать чтение отрывков из тамильских писаний, таких как «Теварам», и из Тхаюманавара, где выражались чувства глубокой преданности. В тот день, когда я взял у Бхагавана «Аруначала-Пуранам» и прочитал отрывок, который так глубоко тронул его, я сказал ему, что понял его затруднительное положение, которое он пытался скрыть от всех нас. Он заметил: «Я не знаю, как люди, проводящие калакшепам (беседы на религиозные темы, перемежающиеся песнопениями) и разъясняющие аудитории эти места, ухитряются не расплакаться при этом. Мне кажется, прежде чем проводить эти беседы, они сначала делают свое сердце твердым, как камень»».

В данной истории Гаутама – не Будда, а индуистский мудрец.

В обоих этих случаях присутствующих переполняли такие сильные эмоции, что мы тоже начинали всхлипывать и плакать от неконтролируемого прилива чувств. Так мы убеждались, что Шри Рамана – не сухарь-философ, а человек с нервами, натянутыми, как струны, и что его чувствительное сердце реагирует на малейший эмоциональный посыл. Сам Шри Бхагаван однажды заметил, что он может выслушивать любые философские беседы, и они ни в малейшей степени не трогают его, но при этом он не может не отозваться на отрывок – даже очень короткий, – наполненный чувствами преданности или горя.

Однажды Шри Бхагаван заплакал, слушая мое чтение. Меня попросили перевести на телугу одно из стихотворений майора Чадвика, прославляющих Бхагавана. Оно было написано на 60-летие Шри Бхагавана. В пятнадцатом стихе есть такой прочувствованный отрывок: