Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации

В конце этого периода мои подруги собрались в ашрам Шри Ауробиндо в Пондичерри и взяли меня с собой. Они планировали остановиться там на неделю. Этот ашрам меня не очень впечатлил, и я оставила подруг там, а сама решила ненадолго съездить в Раманашрам. Перед моим отъездом мне приснился знакомый шастри (пандит) и спросил меня: «Зачем тебе ехать в Пондичерри? Доверься Бхагавану Шри Рамане Махарши. Это сам Бог. Он, без сомнения, приведет тебя к освобождению».

Даже несмотря на такой четкий сон и необычайно яркие переживания в присутствии Бхагавана, я не слушала советов, поскольку долго лелеяла идею поехать в Бенарес и провести там свою жизнь, совершая священный тапас. Я решила сначала пойти к Бхагавану, научиться у него медитации, а затем навсегда уехать в Бенарес. Моя подруга Парватамма решила поехать со мной в это духовное путешествие. Мы поехали в Тируваннамалай и сняли там домик[168].

На второй день после нашего приезда я оказалась в холле с Бхагаваном. Он только что пообедал и сидел, откинувшись на спинку дивана и разъясняя Йоги Рамайе стих из «Бхагавад-гиты».

Поскольку никого больше в холле не было, я набралась смелости и спросила: «Что такое Атма (Самость)? Это бесконечное пространство, или это осознавание, воспринимающее всё сущее?»

Бхагаван ответил: «Пребывать в состоянии, в котором нет мыслей „Это Атма“ или „То Атма“ – это само по себе Атма».

Он посмотрел на меня, и я почувствовала, что мой ум тает, превращаясь в ничто. Мысли не приходили. Было только чувство невыразимого, неописуемого покоя. В этот миг покоя все мои сомнения улетучились.

С того момента я приходила к Бхагавану каждый день и слушала его беседы с преданными. Покой, дарованный мне в ответ на вопрос, остался со мной. В глубине моего ума была недвижимость, незыблемая, как скала, сплошная и вместе с тем странно живая.

У меня было большое желание принять санньясу, но когда я попросила у Бхагавана разрешения носить оранжевые одежды и питаться подаянием, он сказал неодобрительно: «Разве цветная одежда принесет тебе отречение [от мирского]? Вначале узнай, что означает санньяса».

Несколько раз меня приглашали работать в ашраме, но обычаи, принятые там, были для меня недостаточно ортодоксальными. Однако когда сестре Бхагавана нужно было уехать и она попросила меня занять ее место в ашраме, я не могла отказаться. В то время главным поваром была Шантамма, и моей обязанностью было помогать ей. К своей великой радости, я обнаружила, что Бхагаван большую часть времени работал вместе с нами на кухне. Вскоре он научил меня готовить вкусно и аккуратно. Я проводила в ашраме весь день, а вечером уходила в город ночевать, поскольку в ашраме не было помещения, где могли бы спать женщины.

Однажды Бхагаван сказал мне: «Вы, вдовы, не едите такие овощи, как плоды кассии и редис. Ограничивать себя в еде полезно для укрепления воли. Кроме того, качество еды и то, как мы едим, очень сильно влияют на ум[169]».

И все же иногда Бхагаван высмеивал некоторые наши предубеждения, связанные с едой. Ортодоксальные брахманы и вдовы не едят пищу, приготовленную из риса, сваренного с кожицей. Они едят только рис, зерна которого очищены от кожуры путем молотьбы. Однажды утром Бхагаван попросил Шантамму дать Вену Амме иддли, приготовленные из сорта риса, который мы не едим.

Шантамма сказала ему: «Эти иддли из риса, вареного в кожуре, Вену Амма не притронется к ним».

Бхагаван выглядел недовольным. «Это глупый принцип, – сказал он. – Она должна взять то, что ей предлагают».

Я тоже не хотела есть эти иддли по той же самой причине, но никто об этом не знал. Раскаявшись, я побежала на кухню и набила полный рот «неортодоксальными», но идеальными во всех остальных отношениях иддли.

Я была очень счастлива работать в кухне под непосредственным контролем Бхагавана, но в то же время хотела вернуться домой, так как обычаи в ашраме были недостаточно строгими для меня. Кроме того, мне казалось, что работы слишком много, не хотелось работать целыми днями. Я хотела сидеть и медитировать в тишине и одиночестве.

Я вернулась в свою деревню и жила без Бхагавана около года, проводя время в безделье и медитации. Однако мое сердце было в Раманашраме.

«Зачем бегать туда-сюда? Если Бхагаван повсюду, почему бы ему не быть и здесь?» – оправдывалась я сама перед собой, но это не помогало. Мое сердце тянуло меня обратно, в физическое присутствие Бхагавана. Даже когда я говорила себе, что в ашраме у меня не будет времени для медитации, мое сердце не соглашалось: „Работать на кухне рядом с ним – много лучше, чем медитировать“.

Дома у меня была уйма свободного времени, но мне казалось, что я трачу его напрасно.

Позже я узнала, что в этот период Бхагаван часто вспоминал обо мне. Один раз, когда готовили понгал, чтобы отметить ежемесячный «день звезды»[170] Бхагавана, Бхагаван сказал Шантамме: «Суббалакшми далеко, и все равно она беспокоится о том, приготовлен у нас сегодня понгал или нет».