Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

Вскоре возникла необходимость обсудить всем Обществом письмо, полученное доктором Штейнером от фрейлейн Шп. И доктора Г. Оказалось, что несколько дам были обмануты в своих ожиданиях. Они ходили мимо нас, шипя от злобы (некоторые в одеяниях кающихся грешниц), со своими претензиями на ошеломляющие инкарнации и историями, переполненными сплетнями. Некоторые отшатывались от нас с возмущением. В этой группе трогательное впечатление производила пожилая, довольно толстая дама, обильно украшенная лентами, которая в отчаянии восклицала: "Но как можно объяснить кому-то реинкарнацию, если я не вправе сказать людям: "Взгляните на меня, и вы сразу же поймете, что я была маркизой". — "Меня спрашивали 50 дам, — говорил доктор Штейнер, — не приходилось ли им бывать Марией Магдалиной, — она особенно популярна. Вы видите, каким нужно обладать терпением".

Для Бугаева напряженная атмосфера этих дней была невыносимой, и он сбежал в горы. Там у него созрело решение передать свои детские воспоминания в книге "Котик Летаев" — поэме в прозе, в которой с помощью детских переживаний образно показаны духовные вещи. Эта книга, а также написанная в 1913 году концовка романа "Петербург" для самого Бугаева стали ответом на то опасение, что духовнонаучные знания могут быть уничтожены художественным вдохновением, — с этим предрассудком часто приходилось встречаться.

Последний год пребывания Бугаева в Дорнахе прошел под знаком этой книги и в работе над теоретикопознавательными сочинениями Рудольфа Штейнера. Это помогало, но не спасало от все возрастающих внутренних трудностей, одолевавших его почти до самого отъезда. Сюда относился богатый мир образов, порожденный его медитациями, — это не говоря о том, что разыгрывалось в его личной судьбе. Доктор Штейнер считал подобные образы субъективными имагинациями. В годы военного хаоса этот образный мир привел его к надрыву; теперь он стал источником страхов: перемена погоды, уличные встречи, случайно услышанное слово делались грозными опасностями, враждебными кознями с целью убрать его из Дорнаха… Как в мифе об Оресте, преследуемом фуриями, призрачный мир, который он сам создал, исказил для него окружающую действительность. — Некоторые из этих болезненных переживаний Андрей Белый объективно показывает в "Записках чудака". Он освободился от этого мира только напоследок, чтобы вновь почувствовать себя хорошо в любимом Дорнахе. Доктор Штейнер с теплым участием пытался ему помочь.

Рождественские спектакли

Как просветы в мрачном военном времени вспоминаются праздники Рождества и подготовка к ним. Доктор Штейнер разучил с избранными из нашей среды актерами три рождественских спектакля — на темы рая, рождения Христа и трех царей. Эта традиция восходила к крестьянам, жившим на острове Оберуфер на Дунае близ Прессбурга. Беспомощное порой усердие актеров придавало их игре особый оттенок. Навсегда в памяти остался Эрнст Айзенпрайс — звездочет и служитель Ирода. Макс Шурман был великолепным чертом, его жена — прелестным Ангелом. Особенно вьщелялись Адам, пастух-галл и Ирод, — всех троих играл Ян Стутен. Миета Валлер в роли Бога Отца и "красного царя" привносила в спектакль теплое, благоговейное средневековое настроение. Архитектор Ранценбергер был превосходным шутом и царем мавров. Музыка — полная чувства, гениальная и впечатляющая — была написана по совету доктора Штейнера Леопольдом ван дер Пальсом. Эти простенькие спектакли, в которых соединилось веселое, трогательное и возвышенное, вызвали интерес и у деревенских жителей.

Однажды доктор Штейнер показал нам, каким должен бьпъ в таком спектакле Иосиф. Он вышел на авансцену, неуверенно спотыкаясь, с палкой в руках, с пустым, потерянным взглядом и открытым ртом, — лицо старца, лишенное какого бы то ни было душевного движения. Внезапно он оступился на свою палку и к нашему ужасу растянулся на сцене, затем вскочил и рассмеялся. "Да, Иосиф в этом спектакле должен быть именно таким", — сказал он. Его способность к превращениям была невероятной.

Со временем интерес к этим рождественским спектаклям охватывал все более широкие круги. Труппа часто получала приглашения из разных мест. Позднее в Германии образовались театральные общества. Связанные с Рудольфом Штейнером труппы Хаас-Беркова, Гюмбель-Зайлинга и Кугельмана также внесли сюда свой вклад: стиль этих народных спектаклей, разработанный им с такой любовью (он был знаком с подобным стилем с юности благодаря своему учителю Карлу Юлиусу Шрёеру), постепенно стал общим достоянием. Но в широких кругах не знали, что инициатором возрождения этих представлений был Рудольф Штейнер.