Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

В "ветвь" приходила госпожа Христофорова, всегда с большим букетом роз; она принадлежала к богатому купеческому роду, — в России это было особым сословием. Букет она прятала в щель под кафедрой, а после лекции вытаскивала розы и раздаривала освященные этим способом цветы; так в России приносили в церковь для освящения пасхальные яства. Некоторых подобное шокировало, но фрейлейн фон Сиверс позволяла ей делать это — ничего другого подарить она не могла, и ей не следовало препятствовать. У Христофоровой было сильное атавистическое ясновидение, и доктору Штейнеру стоило многих усилий его заглушить. — Полной противоположностью ей была госпожа Бергенгрюн, также из рода русских купцов, но гордящаяся своим европейским интеллектом. Нам были знакомы только эти две особы: в Берлине каждый жил сам по себе.

Несколько раз фрейлейн фон Сиверс приглашала нас к четырем часам на чашку кофе. В их квартире также были заметны опыты доктора Штейнера по оформлению пространства. Нас удивила красивая мебель красного дерева, покрытая темно-фиолетовой краской в соответствии с цветом стен. — Мария фон Сиверс и Рудольф Штейнер оба были блестящими собеседниками.

Доктор Штейнер охотно рассказывал анекдоты, большинство из которых даже вошли постепенно в его лекции. Такова история о двух дамах. У одной был попугай, и она придавала огромное значение его прошлой инкарнации. Другая считала недопустимым говорить о реинкарнации птицы. "Однако с моей собачкой дело обстоит совершенно иначе, — говорила она. — Ведь у нее такая высокоразвитая душа". И поэтому собачку следовало брать с собой на лекции, а если дальше передней она не шла, то хотя бы оставлять ее там. — Или вот анекдот о другой даме, которая брала с собой во все поездки голубя по имени Руди. Но однажды Руди отложил яйцо, и с того момента его пришлось называть Труди, так что, конечно, птица утратила кое-что из своего символического значения. "И я никогда не упускал случая, — заключил доктор Штейнер, который был настоящим кавалером, — спросить у нее: "Как поживает Ваш голубь?"

Разговоры при этих посещениях были весьма увлекательными, но помимо того во время них мы чувствовали, что по ту сторону слов происходит какое-то другое событие. Однако сознательно "перехватить" его мы были не в состоянии.

Лекционные поездки

Наша берлинская жизнь прерывалась поездками в различные немецкие города в связи с лекциями доктора Штейнера. Мы чувствовали, что лекция на одну и ту же тему в каждом городе звучит по-своему; при этом лекции в "ветви" сильно отличались от общедоступных. В общедоступных лекциях доктор Штейнер был беспощадным борцом. Все внутреннее, интимное оставалось незатронутым. Строгий ход мыслей и жесткие формулировки. "Но почему этот человек так кричит?" — спрашивали некоторые слушатели. Требовалось время, чтобы понять, что это была борьба, реальная встреча с неистинным, абстрактным, а также враждебным по отношению к его ощущению, столь разительно отличающемуся от нашего. Эти лекции были самым важным для нас событием, и мы могли участвовать в нем хотя бы одним своим присутствием.

Вот уже несколько месяцев мы принимали участие в работе и жизни Теософского общества, однако вопрос о нашем членстве в нем постоянно откладывался. "Мы ведь скоро отделимся от этого общества, — говорила фрейлейн фон Сиверс. — Зачем вам обременять себя еще и этой кармой?" Однако оба они несли эту карму, и поэтому мытоже хотели взять ее на себя. Самое большое впечатления на меня оказало то, что не доктор Штейнер выходил из Теософского общества, а от его друзей исходило желание, чтобы Анни Безант оставила руководство им, так как она нарушила устав общества, закономерным следствием чего стало исключение доктора Штейнера. Это отделение состоялось в Кёльне во время Рождества 1912 года; так было основано Антропософское общество. Параллельно с этим читался цикл "Бхагавад Гита и Послания апостола Павла". Бугаев с большим воодушевлением реферировал эти лекции для группы русских, которые не чувствовали себя уверенно в немецком языке.

Еще до того, как мы поехали в Кёльн, нас настигло захватывающее переживание в связи с рождественской лекцией в берлинской "ветви". Хотя мы не были глубоко знакомы со значением рождественских недель, мы ощущали как никогда духовный подъем. Невозможно забыть, как тепло говорил доктор Штейнер в рождественский вечер. — В красной "комнате искусств" на Моцштрассе состоялось небольшое представление "пастушеского действа". — Мария и Иосиф были без специальных костюмов и выглядели по-бюргерски, но приветливо; они сидели перед нами на двух стульях. Позади них на стул возле рояля взобрался Ангел, который должен был петь. Пастухи — кажется, их было двое — уселись перед ними на пол. И тем не менее, благодаря этой простоте в игре ощущалась большая драматическая сила. То, что здесь было представлено в образах, становилось душевным событием и обогащало ночной образный мир.