Воспоминания о русской службе

Генералу В., коменданту дворца, подчинялись тайная полиция и охрана, которым надлежало стеречь особу Государя и защищать; иными словами, на нем лежала ответственность за безопасность Его величества. Генерал был зятем министра двора графа Фредерикса и отнюдь не питал ко мне расположения; этот славянофил и русский националист не терпел меня уже за то, что я немец, а кроме того, у него было владение в Царском. Мало того, он считал нанятых мною сотрудников земства политически неблагонадежными. Я набирал на те или иные должности только дельных специалистов — главное, чтобы люди были честные, на которых можно положиться. Общение с «политическими» в Сибири научило меня, что личная порядочность и честность не зависят от политических убеждений. Я руководствовался правилом: земский чиновник должен быть человеком порядочным и честно выполнять свои обязанности на службе земства, политикой ему заниматься незачем.

Петербургский губернатор Зиновьев ^{109}, предшественник графа Адлерберга, разделял эту мою точку зрения и утвердил предложенных мною кандидатов. Земству разрешалось брать на работу только лиц с политически безупречной репутацией. Зиновьев полагался на свое собственное и мое знание людей, и мы ни разу не пожалели о своем выборе. В. был «черносотенец», т. е. ультрапанславист и соратник Дубровина. Достаточно сказать, что он был из тех приближенных царя, которые тотчас покинули его, едва он попал в плен ^{110}. Дальнейшие комментарии излишни.

Когда я подошел к телефону, генерал В., не здороваясь, закричал: «Вы знаете, что на вашей дороге в Лисино, на мосту, царь наехал на бомбу, подложенную вашими агентами? Вы за это ответите!» На мой вопрос: «Жив ли Государь?» — он ответил: «Да, но он уцелел чудом». На следующий мой вопрос: «Он что, тяжело ранен?» — я ответа не получил, генерал бросил трубку.

Я немедля позвонил жандармскому полковнику фон П., начальнику уездной жандармерии, и земскому инженеру Покровскому, ведавшему этой дорогой, и попросил их тотчас выехать вместе со мной к означенному мосту. Очень скоро мы на моем авто прибыли к месту аварии.

Там мы сразу установили, что причиной аварии был не взрыв, а исключительно неосторожная езда с превышением скорости. Жандармский полковник в точности записал все факты, и мы втроем подписали протокол, который я намеревался безотлагательно направить в ведомство двора. Но дело до этого не дошло. Когда я вернулся домой, жена встретила меня известием, что флигель-адъютант Дрентельн ^{111}, личный секретарь Государя, от имени Его величества передал ей приказ, что об инциденте на лисинской дороге надлежит хранить полное молчание. Император не пострадал и знает, кто виноват. Моей жене тревожиться за меня не стоит. Государь разъяснил В. ситуацию и велел ему позаботиться, чтобы общественность не проведала об этом инциденте.

Флигель-адъютант Дрентельн, преданный слуга императора и близкий его друг, как человек пользовался всеобщим уважением и по праву считался джентльменом во всех отношениях.

Так эта история с «покушением» была закончена и забыта навсегда.

Через несколько месяцев, объезжая свой уезд, я случайно встретился с царем в парке Павловска. Он совершал утреннюю верховую прогулку в сопровождении офицера-конюшего. Я знал, что во время таких прогулок царь встреч не любит, но свернуть здесь было некуда. Поэтому я вышел из автомобиля, стал рядом и приветствовал Государя, когда он проскакал мимо.

Увидев меня, царь остановил коня, погрозил мне кулаком и сказал: «Граф Кейзерлинг, с вами у меня особые счеты!» Засим он подозвал своего спутника, спешился и передал ему коня, со словами: «Мне нужно поговорить с графом, подождите меня здесь».

Во время прогулки по аллеям парка император сказал: «На ваших треклятых земских дорогах можно шею сломать. Вы хотя бы предупредительные таблички ставьте возле ваших мостов, чтобы люди остерегались по ним ездить. Каждый раз, как приходится ездить по вашим дорогам, я сержусь и ругаю вас и ваше земство. За что мы так много платим, если ничего не делается?»

Прежде всего я выразил Государю мое глубокое сожаление по поводу аварии на нашем мосту и в оправдание сказал, что эта дорога была построена быстро и только для нужд местного крестьянства, а не затем, чтобы по ней ездили тяжелые автомобили, да еще на полной скорости.

Царь улыбнулся: «Вам не в чем оправдываться, я знаю, как все произошло и кто виноват, — он показал на себя, — но согласитесь все же, о крестьянах вы печетесь больше, чем обо мне. Моих потребностей вы в расчет не принимаете. Вспомните ваши дороги в районе маневров Красное Село, в окрестностях полигона Колпино, мне приходится ездить по ним из года в год, а ведь они, по сути, совершенно непроезжие».

Я отвечал, что эти дороги имеют значение только для военных, а не для жителей уезда и потому земство не в состоянии ремонтировать их за свой счет, ибо оно обязано заботиться в первую очередь о своих налогоплательщиках.