Воспоминания о русской службе

При характеристике Альфреда Кейзерлинга как мемуариста необходимо помнить о значительном хронологическом разрыве между описываемыми фактами, их оценкой и их записью. Как следует из приводимого Предисловия Отто фон Грюневальдта, запись воспоминаний — как об инспектируемой Кейзерлингом амурской каторге 80-х гг. XIX в. и поездке через Забайкалье наследника престола Николая Александровича (будущего императора Николая II) в 1891-м г., так и о революции и послереволюционных событиях — была сделана только в 1935 г.; таким образом, этот разрыв составляет от 15 до 40 с лишним лет. Памяти графа, которому в пору написания мемуаров было уже за семьдесят, можно только позавидовать! Кроме того, запись была выполнена тем же фон Грюневальдтом, «недурно владевшим пером» и, очевидно, подвергшим рассказ своего уже плохо видевшего родственника некоторой литературной обработке (однако сумевшим избежать «романизации»). Тем не менее содержание и стиль изложения позволяют составить впечатление о самом авторе и главном герое.

Альфред Кейзерлинг на протяжении практически всего своего повествования старается оставаться исключительно наблюдателем, причем наблюдателем объективным. Конечно, хронологическая дистанцированность от описываемых событий облегчала эту задачу, но он, будучи свидетелем как личных трагедий, так и исторических переломов, старается избегать эмоциональных всплесков, категорических оценок и глобальных обобщений, но описывает свою субъективную реакцию. Впрочем, реакция его довольно сдержанная — часто создается впечатление, что граф считает нужным просто выразить приличествующие моменту чувства. Он остается почти бесстрастным свидетелем, отстраненным наблюдателем, и даже по поводу политических событий деликатно высказывает только частное мнение. Да эти политические события, в оценке которых историками сломано столько копий, интересуют его лишь в той степени, в какой повлияли на его собственную жизнь. Трудно даже составить политический портрет Кейзерлинга — он монархист, четко соблюдающий придворную субординацию, но отдающий отчет в слабости Николая II (в противовес уважительной оценке Александра III); ни в коей мере не революционер, хотя политическим арестантам отдает дань уважения; не реакционер, не «патриот» (вернее, будучи по крови немцем, оказывается более привязан к Сибири, чем к европейской России) — он просто чиновник, фиксирующий свои наблюдения. «Общение с „политическими“ в Сибири научило меня, что личная порядочность и честность не зависят от политических убеждений. Я руководствовался правилом: земский чиновник должен быть человеком порядочным и честно выполнять свои обязанности на службе земства, политикой ему заниматься незачем». Это обыкновенный человек, живший в бурное время и по роду своей службы оказывавшийся в необыкновенных обстоятельствах, стремясь предельно четко выполнить свои должностные обязанности (характеризуя себя, он отмечает только свое «умение разобраться в сложных делах и быстро их исполнить»). Он —«чиновник для особых поручений». Кажется, что эта должность, с которой начался его послужной список, оставила отпечаток на всю дальнейшую жизнь, и приобретенные на службе под началом барона Корфа качества и навыки и позднее определяли действия, отношения и оценки Кейзерлинга.

Уникальность своего времени, собственной судьбы, возможность стать свидетелем неповторимых событий, ценность встреч с интереснейшими людьми прекрасно осознаются автором мемуаров. Но при этом сам он старается, насколько возможно в рамках мемуарного жанра, оставаться в стороне: он — только свидетель, герои — другие. Вряд ли это сознательная авторская позиция, скорее — следствие природной скромности, дворянского воспитания и придворной школы (отчасти, возможно, и литературного стиля). Его трудно упрекнуть в фамильярности — не «мы с бароном Корфом», но почтительно «барон Корф и я». Характеризуя г-на Моэтуса, он ставит ему в заслугу «основательное знакомство с данными территориями, приобретенное в наших долгих совместных разъездах», но себя при этом ни разу не называет знатоком-краеведом. Рассказывая о пребывании в Германии, он не говорит о своем родстве с местной элитой, а пишет только, что знаком с несколькими семействами, состоящими в родстве с высшим восточнопрусским обществом (но до этого упоминает, что эти семейства — его брат и кузены). Да и главным итогом многолетнего пребывания в Забайкалье в оценке Кейзерлинга оказываются не образцово выполненные должностные обязанности, не красочные впечатления от Бурятии, Монголии, Сахалина, не круг знакомств, не рекомендации начальства и не благосклонность императора, но прежде всего — приобретенный жизненный опыт: «Там я научился стоять на собственных ногах».