Воспоминания о русской службе

Выполнив эту задачу, я ждал дальнейших распоряжений моего начальника, к которому мне надлежало присоединиться на обратном его пути в Хабаровск, тогдашнюю генерал-губернаторскую резиденцию. Я направился в Кяхту, на ближайшую телеграфную станцию; Кяхта — конечный пункт великого караванного пути, соединяющего Россию и Китай, и расположена на монгольской границе. В Кяхте меня ожидала телеграмма генерал-губернатора: «Немедля отправляйтесь на Кару; поручаю Вам временное управление Нерчинским каторжным районом, полковник Потулов^{4} с должности снят и арестован. Дознание поручено следователю по особо важным делам. Вам должно взять на себя управление тюрьмами, директивы получать только от меня и отчитываться мне лично. Корф».

Это поручение повергло меня в большое замешательство; с тюремной системой я тогда был еще совершенно незнаком, знал только, что Кара — административный центр Нерчинского каторжного района и расположена на одноименной, весьма богатой золотом реке, притоке Шилки, которая, сливаясь с Аргунью, образует Амур. Вверенный мне район, где находились все кабинетские, т. е. казенные, золотые прииски и иные рудники Забайкалья, охватывал ок. 650 000 кв. км, на этом пространстве и были распределены каторжные тюрьмы. Что до самих каторжников, то до сих пор я видел лишь множество этапных партий, мимо которых проехал на моем долгом пути; и они, и их конвоиры всякий раз вызывали у меня ощущение глубокой печали и безысходности.

Из Кяхты, расположенной у самой границы генерал-губернаторства, до Кары мне предстояло проехать еще ок. 1500 верст. Я совершенно не представлял себе, как подступиться к доверенному мне заданию, а потому сел в тарантас с крайне неприятными предчувствиями и уже спустя несколько часов катил на курьерских почтовых навстречу своему туманному будущему. Курьерская почта следует без остановок со скоростью не менее 18 км в час, и за сутки можно преодолеть 280–300 км — конечно, если тарантас не сломается и не устроит задержки.

На шестой день после отъезда из Кяхты я прибыл в станицу Сретенск на Шилке.

В Сретенске я выяснил кое-какие подробности случившегося в Каре и понял, почему генерал-губернатор откомандировал туда в качестве доверенного лица именно чиновника для особых поручений, хоть он и знал, что этот последний совершенно несведущ в тюремной системе и никакого опыта не имеет. Барону Корфу было важно до поры до времени, пока дело Потулова не разъяснится, отстранить все среднее звено местных инстанций, связанных с управлением каторжными работами. Были все основания подозревать, что главная администрация Забайкальской области в Чите имела причины скрывать эту грязную историю, чтобы самой уйти от ответа, и впоследствии данное предположение оказалось вполне справедливым.

Произошло же вот что. На больших центральных складах в Усть-Каре хранился провиант, необходимый для всего Нерчинского каторжного района, — полный годовой запас, который из западных зерновых областей Сибири свозили в Сретенск, а оттуда весной и летом на больших баржах доставляли по Шилке в Кару. Проезжих береговых трактов тогда не существовало, так что возможность создать запасы имелась лишь в паводок; зимою же провиант на санях развозили по тюрьмам.

Склады представляли собой деревянные постройки и стояли кучно, чуть ли не вплотную друг к другу. Лето выдалось необычайно засушливое, и однажды ночью по неведомой причине склады сгорели дотла. Речь могла идти только о поджоге, потому что все постройки вспыхнули разом; причем поджог устроили так ловко, что гасить было невозможно. Тюремная администрация сообщила, что это не иначе как дело рук специалистов-поджигателей из числа арестантов, поквитавшихся таким образом с полковником Потуловым, который был у них крайне непопулярен. По заявлению самого полковника, в пожаре погибли двое арестантов, что как будто бы подтверждало высказанное им подозрение.

Несколько недель спустя в Петербург на имя генерал-губернатора Корфа пришла из Иркутска телеграфная депеша, что в тамошнюю полицию явился беглый карский арестант и сообщил следующее: полковник Потулов, посулив солидное вознаграждение, уговорил его и еще двух арестантов поджечь склады в Усть-Каре; полковник лично во всех подробностях проинструктировал их, как это сделать, и снабдил всем необходимым для поджога — словом, руководил каждым их шагом; сторожей он удалил, а сам остался на месте. Когда же трут загорелся и повсюду вспыхнуло пламя, он набросился на арестантов и двоих свалил, лишь этому одному удалось убежать. И он сразу решил заявить на полковника, «так как тот подло с ними обошелся», но побоялся делать это в Забайкалье, где у полковника всюду друзья, — вот почему и выполнил свое решение только в Иркутске.

Получив эту депешу, барон Корф назначил расследование и приказал взять полковника Потулова под стражу.