Читаем Воспоминания о русской службе полностью

Как выяснилось, склады действительно были пусты: Еще зимой Потулов продал все запасы «Шалтуге»{5}, разбойничьей вольнице, которая обосновалась в Приамурье, на китайской территории. Возникла эта странная вольница — «республика» беглых каторжников и авантюристов — немногим раньше на очень богатом, случайно открытом бродягами, то бишь беглыми арестантами, золотом месторождении; конечно, ни Россия, ни Китай ее не признавали, и легально она никак не могла обеспечить себя провиантом, однако же платила самую высокую цену — природным золотом. Потулов воспользовался этим, рассчитывая, что в летнюю навигацию сумеет вновь заполнить склады зерном, купленным по нормальным ценам. Но страшный неурожай в Западной Сибири и Забайкалье и низкий уровень воды в реках перечеркнули его план. Он предвидел, что осенью и зимой запасов катастрофически не хватит и тогда его вина непременно раскроется, ведь по всем книгам провиант должен быть на месте.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ТЮРЕМНОЙ СИСТЕМОЙ

В начале августа я прибыл в Сретенск, где меня ожидали точные телеграфные инструкции генерал-губернатора и предоставленные им широкие полномочия. Пароходик почтового ведомства уже стоял у причала, готовый немедля доставить меня в Усть-Кару, до которой было еще 200 верст.

К Усть-Каре мы подошли в ночной темноте. Уже издали я заметил яркий отблеск огня — на пристани пылал большой костер, в зареве которого я мог различить обугленные развалины сгоревших складов. Возле костра сновали серые фигуры в арестантских халатах, с факелами в руках, и несколько человек в парадных мундирах тюремных чиновников.

На берег бросили швартовы, проложили сходни, один из тюремных чиновников поднялся на борт и доложил мне, что в Усть-Каре все благополучно, в тюрьмах столько-то арестантов, столько-то в лазарете, столько-то в отсутствии, где они — неизвестно; для моего приема и проживания все подготовлено, он ждет дальнейших распоряжений.

Из полученной в Сретенске телеграммы моего шефа я сделал вывод, что на местных чиновников полагаться не следует и с самого начала лучше быть от них независимым. Резиденция главной администрации находилась на золотом прииске Нижняя Кара, в 15 верстах от Усть-Кары; там тоже было несколько тюрем, где содержались каторжники, которых кабинетская администрация использовала на работах в золотом руднике. Десятью верстами дальше располагался второй рудник — Верхняя Кара, тоже с тюрьмами и мастерскими.

Выслушав доклад чиновника, я изъявил желание нынче же ночью выехать за 15 верст в Нижнюю Кару; от его сопровождения я отказался, поблагодарил за приготовленный ночлег и велел подать к пристани тарантас; мой большой багаж надлежало утром отправить мне вдогонку. Ночь выдалась очень темная, а узкая дорога вела по берегу реки вдоль высокого каменного обрыва, поэтому я взял в провожатые двух верховых казаков с факелами, усадил третьего казака на козлы рядом с кучером из числа арестантов и отправился в путь.

По дороге я расспросил казака, где в Нижней Каре лучше искать ночлег, поскольку в этот день меня там не ждали. О доме главной администрации и речи быть не могло, ведь там уже поселился следователь, да и арестованный полковник Потулов находится там же, его только через день-другой увезут в Верхнеудинск, в следственную тюрьму. Казак сообщил, что недавно рядом с административным зданием построили в леске маленький домик; чиновник, для которого он предназначен, туда покуда не переехал, в домике только двое сторожей — мальчишки, дети арестантов. Я приказал ехать к этому дому. Сторожей, мальчишек лет 12–14, Петьку и Осейку, разбудили; я велел занести в дом ручную кладь, спальный мешок и дорожный провиант; фонарь, свечи и самовар отыскались на месте, и я по-домашнему расположился на ночь в одной из двух комнат, из коих состояло жилое помещение. Трем казакам и кучеру я велел сразу возвращаться в Усть-Кару, не сообщая никому в Нижней Каре о моем приезде.

Мальчишки ловко и споро поставили самовар; я поужинал, лег и тотчас крепко уснул. Но вскоре меня разбудил громкий стук в дверь; я услыхал сиплый голос, который настойчиво просил отворить; мальчишки тоже проснулись, и я услышал, что беседовали они с каким-то «дядей Ваней», которому объясняли, что нынче ночью дом занят «графом от генерал-губернатора» и отворить они никак не могут. Мужской голос за дверью ответил, что ему как раз и надобно немедля потолковать с этим графом и что они должны его сей же час впустить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное