Воспоминания о русской службе

Европейцу с его понятиями о чистоте и гигиене жить у бурят нелегко. Даже если абстрагироваться от безусловно оправданного здесь принципа: naturalia non sunt turpia,[5] — поначалу стоит огромного усилия принять от них угощение, и все же, если не хочешь их обидеть, неизбежно приходится кое-что с ними разделить. Как у турок кофе, а у индейцев трубку, у бурят гостю, например, подают омерзительный кирпичный чай; посуда, в которой варят или хранят еду, никогда не моется; при «больших уборках» посуду, которую не ставят на огонь, «чистят» сухим овечьим навозом и травой. Котел над очагом, в котором стряпают всё, протирают куском козьей шкуры, прикрепленным к палке; эту козью шкуру используют очень подолгу, и, вконец засаленная, она висит у входа в юрту. Как верующим в переселение душ ламаистам, бурятам, собственно говоря, запрещено убивать животных. Впрочем, эта заповедь у них соблюдается в ослабленной форме: им нельзя проливать лишь свежую, теплую кровь. Поэтому своих овец они забивают посредством маленького надреза на горле; через это отверстие удается перехватить рукой и зажать артерию. Таким образом животное умирает за несколько секунд, почти не кровоточа. Буряты пускают в пищу и всех павших животных. Их пословица гласит: «Рысь убивает, ворон находит, а бурят съедает». Правда, здесь я должен заметить, что в чистом, стерильном воздухе забайкальского нагорья я нигде не видел гниющей падали; мне бросилось в глаза, что и скоропортящиеся продукты в степи долго остаются свежими. Хищников и собак буряты не едят — возможно, потому, что эти животные пожирают своих мертвых сородичей. Пернатых буряты тоже не едят, зато едят сурков. Употребление в пищу этих зверьков, однако, нередко опасно, так как среди грызунов часто встречаются болезни, смертельные и для тех, кто ест их мясо. Например, именно так передается определенная болезнь лимфатических узлов — не чума, но сходное с нею заболевание,[6] не поддающееся ламаистской медицине. Если кто-нибудь заболевает, род уходит в другие места, предварительно спалив все заразные юрты и одежду. Порой целые семьи вымирают. Колонии сурков, от которых пришла болезнь, тоже выжигают.

Благосостояние бурят далеко не одинаково, но попрошаек, как повсюду в Китае, здесь нет. Нищенствуют только ламы, как и католические монахи, но подаяние они просят не для себя, а для своих в большинстве очень богатых монастырей. Беднеет бурят по причине эпизоотий и стихийных бедствий, уничтожающих его стада. Но обедневший всегда находит приют у своей родни или в монастырях, голодать ему не приходится, он становится пастухом и погонщиком, а в них всегда большая нужда. Кроме того, потеряв скот, он может заняться ремеслом — спрос на кузнецов, кожевников, канатчиков (веревки вьют из конского волоса) и сукновалов, перерабатывающих шерсть в войлок, неизменно велик.

Работы, требующие высочайшего искусства, выполняются в монастырях; хлопчатобумажные ткани, шерстяные и полушерстяные изделия привозят из России, шелк — из Китая, Индии и Тибета.

Уже при рождении бурята непременно присутствует лама, и точно так же под влиянием духовенства проходит вся его жизнь. Считается большой удачей еще в детстве, учеником ламы, достичь первой ступени развития. Почти каждый лама имеет при себе таких детей, живет с ними в одной юрте и учит их. Эти дети прислуживают учителю и ведут его хозяйство; они учатся произносить молитвы, вертеть молитвенные мельницы и немножко читать и писать. Примерно в десять лет они могут вернуться к родителям, но имеют шанс в следующем воплощении родиться уже ламаистскими студентами. Часть таких детей — принято считать, что в предыдущем воплощении они уже достигли первой ступени развития, — остается у ламы для дальнейшего обучения; эти старшие ученики носят ламаистскую одежду, однако в любую минуту могут вернуться к мирской жизни.

Достигнув третьей ступени, они становятся ламами, т. е. приносят обеты безбрачия и бедности. На этом третьем этапе они получают, так сказать, высшее образование — из них готовят духовных лиц, лекарей или астрологов. В таком случае они учатся у тех или иных ученых. Странствуют, подобно средневековым школярам, от монастыря к монастырю, черпая мудрость у знаменитых лам своей профессии, изучая в библиотеках рукописи, копируя оные для своих монастырей, и в духовных состязаниях-диспутах, добывая для монастырей и для себя знаки отличия и титулы. Этими знаками отличия — пестрыми флажками — украшают их юрты, и на шапках они тоже носят соответствующие метки учености. В своих странствиях они часто добираются до Тибета и Лхасы, в ту пору совершенно закрытой для европейцев.