Воспоминания о В. Маяковском

В своих записках я старалась, как могла и умела, все вспомнить, ничего не скрывая и ничего не приукрашивая. Вспомнить во всех обстоятельствах наши отношения вплоть до самой катастрофы 14-го апреля. Теперь мне нужно коснуться и этого, чрезвычайно тяжелого, трудного и сложного вопроса - о моем положении после смерти Владимира Владимировича.

Повторяю, я не могу согласиться с тем, что Маяковский назвал меня в своем завещании для того, чтобы отомстить мне в обычном смысле этого слова.

Конечно, это сделал человек с кровью кипучей и со страстями гиперболическими, доведенными в то время всеми обстоятельствами, а не только течением нашей любви, до предела. Все это вместе взятое вылилось в страшное событие 14-го апреля.

В известном письме своем появляется Маяковский не святым, всепрощающим, добродетельным лицемером, говорящим своей возлюбленной:

- Я умираю - будь счастлива с другим.

Маяковский хотел, чтобы я была счастлива, но с ним и только с ним. Или ни с кем больше. Никак он не заботился о сохранении приличий, о сохранении моего семейного быта. Наоборот, он хотел все взорвать, разгромить, перевернуть, изничтожить. Он ненавидел мое семейное окружение, и не только мое, а всяческие, подобные моему, мещанские семейства.

Маяковский хотел отрезать мне все пути даже и после своей смерти в серенький мещанский быт.

Если все это можно назвать местью - тогда он мстил.

Как Пушкин, подстреленный насмерть, но полный человеческих страстей любви, ненависти, страстного желания мести, стреляет в своего врага и кричит "браво", когда думает, что попал в цель, так и Маяковский, живой, раздраженный, полный тех же человеческих страстей, в минуту слабости решаясь убить себя, вписывает мое имя в завещание и, наверное, тоже ощущает торжествующую злую радость: ведь тем, что он объявляет о наших отношениях, признает меня своей близкой, он тем самым метит в карточный семейный домик видимого моего семейного благополучия.

Давно уже нет здесь ни любви, ни радости, а только ложь, привычка, фальшивая боязнь сильных решений.

Было бы нелепо, если бы я этим хотела сказать: Маяковский застрелился, чтобы разрушить мой семейный быт. Но в комплексе причин, которые привели его к гибели, было и то недоразумение между нами, которое он принял за разрыв. И я здесь касаюсь только этого узкого вопроса и тех своих ощущений и догадок, которые касаются одного этого вопроса.

Своим письмом Маяковский навсегда соединяет меня с собой. Но в этой "мести" столько же ярости, сколько желания оградить меня от всех нареканий, которые могут возникнуть после его смерти при всех этих обстоятельствах.

Полная моя реабилитация, причисление меня к семье и как бы просьба к его близким, чтобы они меня ни в чем не обвиняли, так как я для него остаюсь дорогой. И еще желание на всю жизнь сделать меня ни от кого не зависимой. А для этого помощь и поддержка от него самого. Вот какова была "месть" этого большого, замечательного человека.

Когда я прочла его посмертное письмо, я поняла, что он прощает меня за все причиненные боли и обиды. Несмотря на отчаяние, я была бесконечно признательна ему за его прощение, за честь, которую он мне оказал, признав меня членом своей семьи.

Воля покойного в отношении меня не была исполнена.

В этом виновата больше всего я сама.

Я никогда не отличалась сильной волей. А тут страх, растерянность перед неожиданной катастрофой лишили меня собственной ориентации. Я уже ничего не понимала в происходившем.

И тут большое влияние в этом смысле оказала на меня Лиля Юрьевна Брик.

15-го или 16 апреля Лиля Юрьевна вызвала меня к себе {Точная дата этого разговора В. Полонской с Л. Брик не установлена.}. Я пришла с Яншиным, так как ни на минуту не могла оставаться одна. Лиля Юрьевна была очень недовольна присутствием Яншина.

В столовой сидели какие-то люди. Вспоминаю Агранова {Я. С. Агранов - сотрудник ОГПУ, друг Л. и О. Бриков и В. Маяковского}с женой, еще кто-то...

У меня было ощущение, что Лиля Юрьевна не хотела, чтобы присутствующие видели, что я пришла, что ей было неприятно это.

Она быстро закрыла дверь в столовую и проводила нас в свою комнату. Но ей нужно было поговорить со мной вдвоем.

Тогда она попросила Яншина пройти в столовую, хотя ей явно не хотелось, чтобы он встречался с присутствующими у нее людьми.

У нас был очень откровенный разговор. Я рассказала ей все о наших отношениях с Владимиром Владимировичем, о 14 апреля. Во время моего рассказа она часто повторяла:

- Да, как это похоже на Володю.

Рассказала мне о своих с ним отношениях, о разрыве, о том, как он стрелялся из-за нее.

Потом она сказала:

- Я не обвиняю вас, так как сама поступала так же, но на будущее этот ужасный факт с Володей должен показать вам, как чутко и бережно нужно относиться к людям.

Лиля Юрьевна сказала мне на прощание, что мне категорически не нужно быть на похоронах Владимира Владимировича, так как любопытство и интерес обывателей к моей фигуре могут возбудить ненужные инциденты. Кроме того, она сказала тогда такую фразу:

- Нора, не отравляйте своим присутствием последние минуты прощания с Володей его родным.