Воспоминания о вкусной и здоровой пище, или Тайны супермаркетов

Он не забывал какие-то конкретные детали. Целые пласты воспоминаний вдруг откалывались, словно льдины и уходили на периферию сознания, как уплывают назад пейзажи, когда едешь в поезде, и оставались там – брошенные, потерявшие важность, ненужные. То ли были они, то ли не были, то ли с ним, то ли с кем-то другим.

Кулебякин задержал на нем взгляд.

– Как знаешь.

По пути Сергей вспомнил, что хотел рассказать приятелю о странной записке, оказавшейся потом листом из книги, и кукле, которая исчезла на фотографии, но совсем упустил из виду. В душе вспыхнула мгновенная досада и тут же погасла. «Что-то я действительно становлюсь слишком рассеянным, – подумал он. – Возраст? Рановато, вроде. Что же тогда?»

Он не стал доискиваться причины. Дневная усталость и алкоголь брали над ним верх, думать не хотелось.

12. НОЧНОЙ БЕГЛЕЦ

Дома Сергей долго не мог уснуть. Виной была саранча. Ему казалось, что она лазит у него по желудку и щекочет своими усами, от чего его подташнивало. Он пошел в туалет и сунул два пальца в рот. Но вызвать рвоту не смог, еда провалилась уже глубоко.

Сергей вышел на балкон и закурил. Было поздно, большинство соседей спали. Вдалеке светилась голубая вывеска универсама "Шилда" и голубая же арка перед входом. Перед всеми "шилдами" в городе стояли светящиеся голубые арки, призванная придать торжественность каждому походу покупателей в магазин.

С балкона казалось, что «Шилда» совсем рядом, хотя идти до нее было минут пятнадцать. Не потому что далеко, а потому что на пути встречалось много препятствий. Сначала нужно было ждать лифт. Это занимало от трех до пяти минут. Потом следовало обойти замершую много лет назад стройку. На ее месте раньше была детская площадка. Она считалась временной – с самого начала заселения квартала циркулировали слухи, что здесь построят баню. Сергей, тогда еще ходивший в школу, не понимал, зачем их новому микрорайону нужна баня, если у каждого в квартире есть ванна. Потом до него дошло, что баня планировалась не совсем обычная, а с ресторанами, девками и ночными салютами.

Но желающих строить столь специфическое культурно-гигиеническое учреждение на самой окраине Москвы да еще в спальном районе не нашлось – место оказалось не бойким. Тогда муниципальные чиновники запродали его под подземный гараж-парковку с надземным ФОКом – физкультурно-оздоровительным комплексом. То есть, под все ту же баню, но еще и с тренажерным залом. Нашелся инвестор, который активно взялся за дело, привез невиданные механизмы и вырыл на плотно насыщенном коммуникациями участке глубоченный котлован, умудрившись ничего при этом не повредить. Забетонировал его. Поставил вагончики и заселил их сильно загорелыми рабочими из стран, с края которых видны спины слонов, держащих Землю.

Потом инвестор по неведомым причинам гавкнулся. Может, закончились деньги, а может, потерял интерес к безнадежному начинанию, каковым был ФОК. Дожди и снега за несколько лет смыли со щита, называемого строительным паспортом, его имя вместе с остальными буквами и стройка стала восприниматься как часть естественного пейзажа, вроде глубокого оврага или невысыхающего болота.

Нашелся другой инвестор, подхвативший знамя ФОКа из ослабевших рук первого. Он вернул на стройплощадку гастарбайтеров и она загудела машинами и бульдозерами, засверкала электросваркой, загромыхала арматурыми каркасами для монолитных стен. Стройка двигалась споро и дошла до третьего этажа. Но тут гавкнулся и второй инвестор. Стройка опять встала, и в этот раз – навсегда. С нее исчезли все, кроме пары сторожей, которые год за годом несли свою беспросветную вахту за глухим забором из гофрированных оцинкованных листов жести и постепенно старились вместе с уныло торчащей в небо опалубкой. Арматура покрывалась ржавчиной, а темные лица сторожей – морщинами. Но они не уходили. Наверное, сидеть на умершей стройке было все же лучше, чем в безработном ауле. Жильцы вплотную стоящих к стройке трех домов, смирились с тем, что из окон их квартир всегда будет видно недостроенное бетонное уродство.

Стройка была вторым препятствием на пути к «Шилде». Обходить ее приходилось по узким тротуарчикам, на которых и одному человеку было тесно, а уж двое могли разминуться только с большим трудом.

Потом шла улица с оживленным движением и нерегулируемым Т-образном перекрестком. Дальше открывался свободный путь на «Шилду», до которой оставалось метров триста-четыреста. Почти прямой, потому что когда-то широкий тротуар давно уже превратился в двухстороннюю стихийную парковку и одновременно автомобильное кладбище с брошенными машинами. По нему, шугая пешеходов, то и дело норовили проехать автовладельцы, возомнившие себя пупами земли.