Воспоминания о вкусной и здоровой пище, или Тайны супермаркетов

– Чтобы он у нее расползся по швам! – завершила мысль причитальщица.

– Ага, по швам, бля! – поддержал хор.

Одна из девушек достала из полосок развевающейся ткани вокруг талии горсть тыквенных семечек и стала их лузгать, не прекращая отбивать ритм. Сергей удивился, где там мог поместиться карман. Другая толкнула ее и протянула руку. Та поделилась. Теперь уже лузгали обе, но на качестве представления это не отразилось, только добавило колорита.

Причитальщица, войдя в раж, вдруг взвизгнула и вырвала у себя клок черных волос. Русую косу она трогать не стала.

– А коляску она ставит в общем коридоре так, что нельзя пройти! – заявила она. – Ненавижу!

В зале мрачно зрели гроздья гнева на ее обидчицу.

Следующим вышел китаец в косоворотке и граненом картузе, и стал причитать на своего начальника.

– Этот пидор, – сообщил речитативом китаец, – каждый день заставляет нас работать сверхурочно!

– Ну, пидорюга! – гряну хор.

Девки сзади стучали так старательно, что сиськи аж подпрыгивали. Одна закурила и сплюнула, тем самым выражая отношение к начальнику причитальщика. Она повернулась в профиль и Сергей заметил, что под глазом у нее фингал. "Наверное, в другом спектакле она играет жертву уличного грабителя или сутенера, – подумал Сергей, – и не успела стереть грим".

– И засекает по часам, кто когда вернется с обеда! – продолжал голосить актер.

Зал задохнулся от подлости начальника.

Далее причитальщик сообщил, что начальник крутит шашни со своей секретаршей, а ведь каждому бы этого хотелось, урезает премиальные, недодает канцтовары и еще много чего делает по мелочам.

Следующим номером причитал военнослужащий, прапорщик. Он голосил на командиров и заодно выболтал некоторые военные секреты. Потом пригласил покупать у него оружие, если кому надо. Пара гранат и с полсотни патронов у него есть и сейчас, остались в гримерке.

Причитания оказывали на Сергея странный эффект – у него резко усилилось либидо. В зале чувствовалось непонятное волнение.

Следующим причитал школьник лет тринадцати. Он рассказывал об учителях и своих родителях, и Сергей очень ясно почувствовал себя на его месте – затюканным пубертатным подростком, который никому не нужен.

Потом вышел моложавый мужик с усами и в широкополой «незнайской» шляпе, представился известным киноартистом и певцом, и стал причитать на коллег, которые его притесняют. Хлопали ему вяло.

После антракта началась опера. Сначала на сцену вышел худосочный длинноволосый автор и сказал, что опера посвящается автомобилю, который едва не переехал его прошлой зимой, когда он по пьяному делу поскользнулся и упал на дороге, но вовремя вильнул в сторону и сильно помял при этом правую дверку.

Опера длилась недолго, меньше часа. Никакой реальной матери там не оказалось. Просто команда заблокированного в порту нашего военного корабля, называвшегося "Мать", рядилась, топить ли свое судно, чтобы оно не досталось врагам, или нет. Корабль все равно был уже старым и никому не нужным. В результате решили не только утопить корабль, но и задушить друг друга своими руками, чтобы не сдаваться в плен. Капитан взялся задушить себя сам. Можно было, конечно и застрелиться, но тогда враг не увидел бы ужасающую силу духа наших моряков и не понял бы, что его песенка спета.

Финальная сцена выглядела сильно – все попарно душат друг друга и поют сдавленными голосами, а капитан поет и душит себя сам и тоже поет высоким тенором. По мере удушения, голоса слабеют и замолкают, а тела падают на палубу. Последним падает капитан. Палуба, то есть сцена, благодаря новым механизмам, накреняется и уходит как бы под воду. Кричат чайки. Раздается прощальный ревун с невидимого маяка.

– Ну, как тебе? – поинтересовался Сергей, когда они шли к выходу.

– Можешь считать меня безнадежной провинциалкой, – решительно заявила Зоя, – но мне этот театр не понравился. Лучше не ходить ни в какой театр, чем в такой. Вы все тут прямо с ума посходили.

Сергей только развел руками.

– Возможно, ты и права, – ответил он.

Теперь увиденное представление не казалось ему таким уж веселым и замечательным зрелищем. Он ясно понимал, что в нем было что-то болезненное. Но тогда почему никто больше кроме Зои этого не почувствовал?

Они вышли на улицу, дошли до Страстного бульвара и повернули к Тверской. Сергей увидел кофейню, в которой были свободные столики.

– Зайдем? – предложила она.

– Что-то мне не хочется кофе, – ответила Зоя.

– А посмотри вон туда, – он показала на новый памятник.

Зоя взглянула в указанном направлении. Сначала памятник показался ей бесформенным нагромождением фигур. Присмотревшись, она увидела, что он изображает двух гастарбайтеров в пылу поединка. Один нацелился в грудь другому мощным перфоратором с длинным сверлом, а тот занес над его шеей здоровенную дисковую пилу. Лица у обоих были полны решимости, губы плотно сжаты, а скулы обострились. Трудно было предугадать, на чьей стороне окажется победа.

Они обошли скудно подсвеченный монумент вокруг. Табличка у основания гласила: "Памятник любителям кофе".

– Ну как? – спросила Сергей. – Все еще не хочешь зайти?