Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 2

Юзеф Игнаций Крашевский Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном Книга 2 (Ягеллоны, до Сигизмунда)

© Бобров А. С. 2022

* * *

Том III

Когда после стольких минувших лет мысль моя достигает давних времён моей молодости, пробегает события и людей, с какими я пересекался в жизни и общался, поистине только тогда я считаю пережитые и так быстро прошедшие десятки лет и чувствую, какое пространство за мной.

В течение моей жизни почти всё изменилось к лучшему или к худшему, но судить об этом я не смею, знаю только то, что люди и их дела сейчас выглядят иначе.

Королю и пану нашему Казимиру с трудного начала правления вплоть до последних дней было необходимо бороться и справляться с таким множеством проблем, а он выдержал их, и справился так удачно, что нужно удивляться его силе и выносливости. Завидуют монархам, их счастью, а не знают, что у них больше работы и забот, чем у какого-нибудь подёнщика, отдыха же — никогда, а благодарности дождутся только после смерти, пожалуй.

В эти мои времена было и плохого много и хорошего столько, что трудно понять, что это вместе одно время и одна земля могли выдать.

Мы видели, как рядом проходят и пересекаются друг с другом такие мужи, как те святые и благословенные: Кант, Шимон, Святослав, Гедроиц Михал; а тут же рядом с ними Пеняжков, Шавранцев, смутьянов, рассеянных по дорогам, умного Остророга, учёного Длугоша рядом с бездельниками, стремящимися к высшим должностям; Грегора из Санока, Рзешовского, рядом духовных лиц, недостойных ни имени, ни капелланского облачения.

Сама былая простота обычая, какую мы особенно запомнили в Литве и Мазовии, при наплыве чужеземцев и путешествующей в чужие страны молодёжи, которая привозила всё новые изобретения, одежду, привычки в города и особенно на двор, совсем канула в Лету.

С итальянцами и другими чужеземцами к нам попала женоподнобность, привезла её также немного королева из Вены вместе с хорошими манерами.

Когда раньше волосы на голове у мужчины так росли и лежали, как Бог дал, а под шлем, чтобы не мешали, их подрезали, в мои времена начали пречёсывать, укладывать в локоны, опускать на плечи, так что издалека при длинной одежде длинноволосого мужчину часто можно было принять за женщину. К месту добавлю, что королева Елизавета дала стимул и к этому обычаю своим детям, Владиславу с красивым лицом и Казимиру, которые имели на удивление обильные и красивые пряди, ухаживали за ними, отпускали и приказывали старательно каждый день их укладывать.

Затем за ними пошла придворная молодёжь, а за ними другие.

Это выглядело не по-рыцарски, а старые мужи удивлялись этому и смеялись, но юношей это забавляло. Из Италии привозили обычай носить длинные платья, обшитые лентами и всяким окаймлением, петлицами, вышивками, верёвками, пуговицами, за которые нужно было дорого переплачивать.

Краковские купцы привозили то всё более новые и разные ткани, то своеобразные цвета, то узоры, притягивающие взгляды, требовали за них большие деньги и получали их.

Каждый хотел превзойти другого, и на больших праздниках выступить так, чтобы затмить других и обратить на себя взгляд. То, что раньше уходило на коня и доспехи, теперь давали на шёлк, парчу, шитьё, которые потом напрасно залёживались в сундуках.

Старые люди также упрекали женоподобность не только тела, но и сердца молодёжи, ради которой везли наряды и одежду. Потому что в человеке всё имеет значение: и то, что ест, и то, во что одевается, в чего наряжается и чего любит.

Это тщеславие и желание выступить вели за собой постоянную потребность в деньгах, за этим шло то, что не разбирались в средствах их приобретения. Мы видели тогда могущественных панов, потомков великих семей, которые потом выходили на тракты, обворовывали купцов; других, занимающихся недостойной торговлей из-за денег; чеканивших фальшивую монету; зарабатывающих симонией должностей, чтобы служить не костёлу и королю, а себе самим и жадным людям.

Обычаи смягчились, это правда, умы разгладились, но рыцарский дух угас. Уже тех древних Завишей, рыцарей Локетка и Болеслава, которые трудились ради славы и доброго имени, было всё меньше.

В мои времена проще было стать учёным, красноречивым мудрецом, чем простым и храбрым солдатом, который бы и слушать хотел, и приказывать умел.

Это всё менялось на глазах; раньше мало кто из мирян умел читать и писать, а каждый пан возил с собой канцлера, чтобы он за него это делал, сам присматривал за одной только печатью, которую ставил вместо подписи, теперь уже почти стыдно было не знать письма, и даже женщины жадно к нему стремились, и сыновья кметов начали ходить в костёльные школы.