В 1959 году я собирал материалы для сборника "Аветик Исаакян в русской критике". В одной из газет я обратил внимание на небольшую заметку Эренбурга об армянском поэте. Мне хотелось, чтобы он написал об Исаакяне статью. Было послано Эренбургу письмо. Вскоре пришел ответ:
"Москва, 25 июня 1959
Дорогой товарищ Мкртчян!
Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо! Поэзия Исаакяна такое большое и сложное явление, что писать о нем наспех мне не хотелось бы, а времени у меня сейчас очень мало: завтра снова уезжаю за границу. Я надеюсь, что осенью мне удастся осуществить мое давнее желание и побывать в Армении. Рад буду там с Вами встретиться.
И. Эренбург".
Получив такое письмо, я стал думать, как бы не прозевать приезд писателя. Четвертого сентября того же года, узнав по счастливой случайности, что Эренбург в Ереване, я поспешил к нему в гостиницу "Армения". Оказалось, что он и Любовь Михайловна только прилетели и еще мало кто знает об их приезде.
Беседовать с писателем было легко. Думалось, что он будет говорить непререкаемо, что за многие годы жизни и борьбы ему открылась истина, он все себе уяснил, все знает. Но оказалось, что и ему знакомы сомнения. Иногда он спрашивал: "Вы так думаете?" - и задумывался. И еще мне показалось (может быть, я ошибаюсь), что Эренбург принимал или не принимал людей, явления литературы и искусства целиком, без оговорок.
Эренбург доверял собеседнику. Создавалась атмосфера абсолютной непринужденности, чему способствовали также душевность и строгая простота Любови Михайловны.
Вечером 4 сентября я засиделся у Эренбургов допоздна. Утром следующего дня, когда в редакции республиканской газеты я рассказал о своей беседе, мне посоветовали написать о приезде Эренбурга и разговоре с ним. Я позвонил писателю и попросил разрешения на заметку.
- Я не скрываю, что приехал в Армению, можете написать, - весело ответил Илья Григорьевич.
В моей заметке (она была опубликована), в частности, говорилось:
"- Побывать в Армении, - сказал писатель, - мое давнишнее желание. В Ереване я впервые, но знаком с высокой культурой армянского народа, древнейшими архитектурными и литературными памятниками. О том, как я ценю Мартироса Сарьяна, я уже писал...
Эренбург особенно интересуется творчеством Исаакяна и Чаренца.
- Я видел здесь перед школой памятник Чаренцу, которого знал при жизни... С кем бы его сравнить из русских поэтов? - спрашивает Илья Григорьевич и сам же отвечает: -С Маяковским и Багрицким. Только жаль, что Чаренца и других армянских поэтов плохо переводят на русский язык...
- Нет ли переводов Исаакяна на французский язык? Французы, продолжает Эренбург, - переводят ритмической прозой, не рифмуют, но верно передают мысль и образы..."
Один из работников университетской библиотеки, познакомившись с газетным сообщением, достал поэму Исаакяна "Абул Ала Маари" на французском языке и попросил, чтобы я передал ее Эренбургу.
- Судя по французскому переводу, - сказал Эренбург, - Брюсов и Антокольский в своих переводах кое в чем отступили от оригинала, чтобы сохранить рифму. Из лирики Исаакяна есть на русском языке хорошие переводы Блока.
- Очень сильная и вместе с тем несколько ницшеанская вещь, - сказал в другой раз Эренбург, перелистывая французское издание поэмы Исаакяна "Абул Ала Маари".
О Брюсове Эренбург говорил как о поэте лично ему не близком. Сказал, что знаком с брюсовской антологией "Поэзия Армении", что она у него имеется, но ему нравятся не все переводы. Позже, цитируя "Абул Ала Маари" в переводе Брюсова, Эренбург писал: "Это - перевод Брюсова, один из лучших, но все же помеченный тяжелым шагом поэта, который назвал свою мечту "волом". Я прочитал давно поэму о багдадском Мэто во французском переводе, там не было рифм и поэтому более верными были эпитеты и внутренний ритм стиха. Часто потом я вспоминал "Абул Ала Маари". Кто же, прочитав эту поэму, скажет, что поэзия Армении носит ограниченно национальный характер?"
Эренбург считал, что с иноязычной, переводной литературой лучше всего знакомиться на французском языке.
- Например, Назым Хикмет звучит по-французски очень сильно, а по-русски значительно слабее, Пабло Неруда - тоже.
Эренбург говорил, что на русский язык вообще трудно переводить, что есть хорошие переводы на русском у Пастернака, Маршака, Мартынова, что Пастернак хорошо перевел современных грузинских поэтов, но "опастерначил" их, классики грузинской поэзии у него переведены лучше.
- Плохо, - сказал Эренбург, - что все переводят сегодня с татарского, а завтра - с узбекского. Плохо, когда переводчики - плохие поэты.
Эренбург говорил, что он почти не знает современной армянской поэзии: мало хороших переводов. Я назвал русские издания стихов Ованеса Шираза и в ответ на просьбу Ильи Григорьевича прочитал одно из стихотворений поэта.
Эренбург интересовался, близко ли перевел Исаакяна Блок, и в заключение сказал:
- Лучше Блока, очевидно, никто Исаакяна не переводил.