Воспоминания. От крепостного права до большевиков

– Боже сохрани! Честнейший из честных. Но полиция в его время брала больше, чем когда-либо. Так всегда и бывает, – добавил он.—Тех, кто кричит, полиция и мошенники не боятся. Кричащие ужасны только для хороших людей.

В то время, когда Зеленый и я служили в Обществе пароходства и торговли, у нас возникла однажды некая спорная ситуация, превратившаяся в довольно неприятную историю. В ведомство морского транспорта входило зачисление на работу капитанов и их помощников, заведовал этим Зеленый, и права вмешиваться в эти дела я не имел. Но как-то раз один из помощников капитана небольшой шхуны повел себя так бестактно и грубо, что в порту начались волнения, и дело чуть не кончилось погромом. Я вмешался, немедленно сместил его и отправил в Одессу простым пассажиром за его собственный счет. Наши прогрессивные круги позже произносили имя этого сумасшедшего помощника капитана с громадным уважением. Это был лейтенант Шмидт[29]! Его имени нельзя не помнить: во время восстания в Севастополе в 1905 году оно повторялось постоянно: «Морским флотом командует лейтенант Шмидт!»

Несколько слов о погромах

Насколько я помню, погромы начались при Александре III, но только при Николае II они сделались неотложной принадлежностью русской цивилизации. Разносторонним версиям либеральной печати, что погромы создаются самой администрацией, я не верил и не верю, невзирая даже на постыдное дело Бейлиса[30]. Погромы имели место потому, что власть, несмотря на ее суровость, изо дня в день становилась беспомощнее, уже страдала зачатками паралича и не была в силах сдерживать природные грабительские инстинкты толпы. Грабить помещиков и буржуев еще не дерзали и начали с евреев, потому что они были слабые и беззащитные. Впоследствии, видя, что это безнаказанно сходит с рук, перешли и к достижениям великой русской революции, к повальному грабежу и смертоубийству.

Ненависть к евреям, о которой толкуют наши квасные патриоты, не была причиной еврейских погромов, а только служила предлогом. Не народ ненавидит евреев, а только полукультурные псевдопатриоты. Народ евреев не ненавидел, а только презирал, как он презирал вообще всех, кто не он, – «армяшек», «немчуру», «французиков», «полячка», «грекосов», может быть, немного больше, чем других, в силу, повторяю, их забитости. Теперь дело другое. После той роли, которую евреи играли в революции, причины возможных погромов в будущем будут другими и последствия будут более ужасными[31].

Не помню, именно в каком году на погромы пошла особенная полоса. Имели они место повсюду, и даже в таких городишках, в которых евреев почти не было. Конечно, ожидали погромов и в Ростове-на-Дону. Чтобы спасти свою собственность, евреи отправили ее «в плавание». Собственность совершала вояжи между каким-то удаленным портом и Ростовом и совершила их немало. Наша компания бесплатно дала бедным евреям нуждавшиеся в починке пароходы, их нагрузили всяким скарбом, и мы отвели их на середину реки, оставив на время там, в ожидании, пока погром не пройдет. Но проходили недели и недели, а погромов все нет.

– Даже ждать надоело, – сказал мне старый еврей. – Хоть бы Бог скорей этот погром послал – по крайней мере, кончено будет.

Наконец успокоились. Прибывших из Новочеркасска для подавления ожидаемых беспорядков казаков отправили обратно. Евреи разобрали имущество по домам и снова начали спокойно торговать на базарах. Но какому-то покупателю не приглянулась купленная селедка, и он швырнул ее обратно еврейке-торговке. Та подняла гвалт, будто ее режут. Мужик начал ругаться, товарки еврейки визжать, зрители вмешались, мальчишки помчались во все стороны, вопя «наши бьют евреев», народ сбежался – и погром был готов[32].

Как водится в таких случаях, сперва разрезали и растерзали бывшие в лавках перины и пуховики, и пух, как хлопья снега, стал носиться в воздухе и покрывать землю. Потом толпа с гиком начала разрушать дощатые лавчонки, уничтожать их содержимое. А потом, войдя во вкус, – уже не уничтожать, а форменным образом грабить лавки и магазины – и не только евреев, но попутно и своих, русских. Разница состояла лишь в том, что в еврейских лавках били и стекла, а в русских они кое-где уцелели. Спустя несколько часов подоспели и жители соседних сел, уже с повозками, и добро начали уносить не на руках, а увозить возами. В близлежащих улицах образовалось нечто вроде биржи. Степенные на вид граждане покупали по дешевым ценам у грабителей стянутые вещи. Дамы – кусками кружево и материи, кавалеры – часы, ценные вещи, мещане – предметы домашнего обихода, народ – сапоги и пиджаки. Перешучивались, хвастали покупками, смеялись. Было весело и оживленно, как на заправской ярмарке. И все были довольны – и покупатели, и продавцы.