Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Поляков, тогда печатавший разные книги Краевского[814], тотчас сварганил дело, и купля совершилась. – У меня много курьезных подробностей обстановки всей этой сделки, рассказанных мне тогда же Поляковым, который и теперь, почти нищий и разбитый параличом (от пьянства)[815], при встречах со мною всегда восклицает: «Ах, Владимир Петрович, опростоволосились мы с вами в ту пору: я бы мог для себя купить журналец-то, а вы редактировали бы его; а то отогрели мы себе эту змею подколодную!» В 1839 г. начал издаваться журнал компании, впоследствии распавшейся и от которой остался Краевский, которому бумагой помогал Жернаков и другие другим. Он, однако, всех потопил. У бывших, знакомых мне и поныне, обедневших книгопродавцев, П. А. Ратькова и А. И. Иванова, имеются прелюбопытные по этому предмету документы (копии с каких я от них списал), свидетельствующие о том, как Краевский без копейки в кармане все это дело начал[816]. Отчасти в полемике (печатной), бывшей в 40-х гг. (в конце) между Краевским и Панаевым (они женаты были оба на Брянских[817]), обстоятельства эти были обнаружены[818]. В 1839 г. я опять как-то схожусь с Краевским, и отношения его ко мне до 1844 г. как нельзя лучше, потому что, бывши в этот период времени помощником директора Удельного земледельческого училища, я давал в «Отечественные записки» множество моих хозяйственных статей безмездно[819] и был Краевским расхваливаем всегда[820]. Это все имеет печатные доказательства. В начале 40-х гг. замечательный процесс Краевского с книгопродавцем Поляковым, издавшим его с его именем перевод с французского «Путешествия в Египет» Клот-Бея[821]. Когда оказалось и обличено прессою, что перевод омерзительно дурен, Краевский протестовал против права Полякова выставлять на переводе его, Краевского, имя и подал на него жалобу в управу благочиния; но управа, опираясь на его условие с Поляковым, защитила последнего и обвинила Краевского. Я имею копии со всего этого делопроизводства и приведу наиболее рельефные безобразия перевода; а потом и различные указания «Северной пчелы», «Библиотеки для чтения», «Сына Отечества» и других всех нелепостей, какими отмечались «Отечественные записки». – Их издателя Краевского особенно сильно бичевал впоследствии его бывший друг-сотрудник И. И. Панаев[822]. – Все это отмечено у меня, и я приведу много извлечений то в виде выписок, то в виде разговоров. – В 1848 г., когда правительство учредило тайный цензурный комитет[823], Краевский лишился места преподавателя в Павловском кадетском корпусе. – Хотели закрыть журнал, но друг Краевского Дубельт отстоял, играя роль его врага и пр. – Это было всем известно. Точно так, как известна была ходившая тогда по рукам статейка рукописная, будто переведенная с арабского, но написанная Сенковским. В Багдаде некий Гассан издавал журнал, имевший большой успех; но вдруг калиф узнал, что журнал этот не в его духе пишется, и объявил, что велит удавить Гассана шелковым шнурком. Гассан умилостивил калифа тем, что обещал сходить пешком в Мекку, – и стал спать спокойнее, как вдруг Гассан узнает, что один жалкий, обижаемый его журналом и зло осмеянный какой-то стихоплет Ахмет в течение десяти лет читал его журнал по названию «Мед правоверных» и нашел возможным выписать оттуда более 10 тысяч строк, которые не заметны никакому цензору в общности статей, где все маскировано благочестием; но, вынутые особо, ведут издателя Гассана уж не на виселицу, а на кол. Гассан не был глуп и, чтоб Ахмет не представил свою работу кадиям, поторговался с ним и купил у него эту громадную, в 10 000 строк [рукопись] за три тысячи рупиев, после чего уже стал совершенно спокойно спать, а «Мед правоверных» все более и более процветал. Снимайте маски: Гассан – Краевский, Ахмет – Б. М. Федоров и три тысячи рупий – три тысячи рублей[824]. – Я не боюсь пустить побасеночку Сенковского, конечно, не снимая масок и сохраняя ориентальный колорит. – Еще очень курьезные подробности первого водворения Белинского у Краевского[825].

X Журналист Икар