Читаем Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология) полностью

Свойственная писателю яркость, зрительность, цветная изобразительность описываемого неизбежно приводит к рождению на основе устанавливаемых ассоциаций ярких образов и параллелей. Вот мать читает английскую сказку перед сном и таинственно кладет на страницу "маленькую белую руку с перстнем, украшенным алмазом и розовым рубином: в прозрачных гранях которых, кабы зорче тогда гляделось мне в них, я мог бы различить ряд комнат, людей, огни, дождь, площадь - целую эру эмигрантской жизни, которую предстояло прожить на деньги, вырученные за это кольцо". Набоков, с.50.

Внешний признак - сверкающий камень - вызывает цепочку ассоциаций, заканчивающихся авторской оценкой "глухо горели" - в эмиграции жизнь казалась законченной, остановившейся. И нужен был новый поворот в развитии, он обозначен автором через модальную конструкцию - "я мог бы различить".

Повышенное внимание к детали, преобладание описания над собственно действием и обуславливает "взгляд со стороны". С помощью деталей, которые образуют "цепочки" (к образу отца относится не только пенсне, но и украинские рубашки, которые крестом вышивала мама), и создается характеристика, значимых для автора и для истории культуры лиц.

Отсюда и параллельное использование такого приема как метонимия (от человека остается часть и та символически дается, через условный символ). В воспоминаниях Одоевцевой, например: "Я обвожу их взглядом, перескакиваю с одного незнакомого лица на другое, вспоминаю лишь какую-нибудь деталь серьезный, сосредоточенный вид Терапино, красивые глаза Мамченко под резко очерченными темными бровями, энергичное, жизнерадостное выражение лица Кнута, очки Злобина, горделиво закинутую пышноволосую голову Бахтина". Одоевцева, 2, с.63.

Отсюда возникает и определенная двуплановость видения (прием пришедший из поэтики импрессионизма) персонажа. На этом пути неизбежны и издержки автор вынужден сосредоточиться на одном героем и его окружение выходит бледнее, чем оно было на самом деле. Так, на фоне Гумилева в воспоминаниях Одоевцевой не видно других поэтов (кроме Белого, о котором говорится достаточно часто).

Усиливая характерные черты образа, превращая его из героя толпы в одного из героев описательного фона, Одоевцева выделяет его главную черту доминанту. Обычно основным приемом становится цепочка определений, каждый из героев, как показано в приведенном примере наделяется своими признаками. Подобный прием часто встречается и в поэзии акмеистов.

И все-таки здесь главным остается именно описание, а не цельный портрет героя. Автор намеренно не соединяет отдельные черты образа Гумилева в цельную картину. Она смотрит на него из временного далека, подчеркивая несовершенство собственной памяти: "Все они, вместе с Гиппиус и Мережковским, Адамовичем и Оцупом, сливаются в одну картину". Одоевцева, 2, с.39, 40.

Иногда образ конструируется на основе аллюзии. Писательница подводит читателя к нужной аллюзии с помощью ряда деталей. Таков, например, портрет Блока: Помимо конкретной характеристики "Гаэтан еще был красив и кудряв, волосы золотели рыжинкой. Волоса были совершенно живые" вводятся и дополнительные сведения, напоминающие о содержании его произведений "служением Прекрасной Даме, тоской об утрате ее, мечтой о соединении с ней, полны были песни ее последнего рыцаря Гаэтана". Форш, с.135,134.

Прозвища помогают писательнице заострить характеристику - придать каждому образу более обобщенное, иногда даже случайное звучание. Отсюда выделение в качестве центральных четырех персонажей, как наиболее приметных деятелей того времени - Еруслана (Горького), Гаэтана (Блока), Микулы (Клюев).

Одним из приемов построения образов второстепенных персонажей становится конструирование ассоциативных рядов, которые при расшифровки и позволяют выявить своеобразие авторской характеристики персонажа. У В.Катаева в "Алмазном венце" одним из центральных персонажей становится Ключик (Ю.Олеша). Некоторые исследователи считают его собирательным образом, хотя отдельные реалии и биографические штрихи позволяют расшифровать его скрытое имя.

Образ находится в центре повествования, автора волнует общность их биографии (в том числе начальный этап биографии), сходство происхождения, уровень литературного таланта. Символика имени указывает, что герой является "ключиком" к авторскому пониманию времени, понятие "ключик" - это ключик к его сказкам (ассоциация - скрытая аллюзия - Буратино). Может быть, это и ключик к сегодняшним воспоминаниям - рассказу о путешествии по Европе. Постепенно читатель расшифровывает эту цепочку на основе созданного автором контекста.

Образовывая единую систему, второстпенные образы строятся вокруг одного центра - личности самого автора. В зависимости от поставленной задачи у одного и того же героя может быть одно или несколько описаний, каждое из которых содержит вполне законченную картину (на уровне портрета). Иногда автор организует из подобного описания самостоятельную портретную характеристику, обосабливая и выделяя историю герояв форме микробиографии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943

О роли авиации в Сталинградской битве до сих пор не написано ни одного серьезного труда. Складывается впечатление, что все сводилось к уличным боям, танковым атакам и артиллерийским дуэлям. В данной книге сражение показано как бы с высоты птичьего полета, глазами германских асов и советских летчиков, летавших на грани физического и нервного истощения. Особое внимание уделено знаменитому воздушному мосту в Сталинград, организованному люфтваффе, аналогов которому не было в истории. Сотни перегруженных самолетов сквозь снег и туман, днем и ночью летали в «котел», невзирая на зенитный огонь и атаки «сталинских соколов», которые противостояли им, не щадя сил и не считаясь с огромными потерями. Автор собрал невероятные и порой шокирующие подробности воздушных боев в небе Сталинграда, а также в радиусе двухсот километров вокруг него, систематизировав огромный массив информации из германских и отечественных архивов. Объективный взгляд на события позволит читателю ощутить всю жестокость и драматизм этого беспрецедентного сражения.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Военное дело / Публицистика / Документальное