Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология)

Существуя в составе описания, выполняя основную функцию по объединению разнородных явлений в единое целое, в данном контексте деталь из простого знака, обозначения конкретного понятия становится органической составляющей описания или даже основой развернутой целостной картины.

Вместе с тем она легко переходит в символ, в приведенном нами отрывке все перечисленные предметные детали становятся обозначением Рождества. И именно разнообразные поэтические приемы (сравнения, ассоциативные ряды) помогают подобной трансформации. Очевидно, что при организации отдельных топосов деталь выступает в виде опорного слова - сигнала.

В описании в воспоминаниях Цветаевой доминируют цветовая символика. Возникает достаточно сложная зарисовка, где обозначение цвета оттеняется определениями и разнообразными ассоциативными рядами (начинающимися со слов "и оно пахло").

Иногда, завершая конкретное описание, автор переходит к обобщениям и выводам. Тогда описание предметов быта, обстановки становится отражением определенного уклада, стиля поведения, а в более развернутом виде и частью характеристики эпохи. Именно через многочисленные бытовые детали проясняется суть уже ушедшего вещественного мира. Так, например, В.Набоков замечает: "Воздушная блуза и узкая пикейная юбка матери (она играет со мной в паре против отца и брата, и я сержусь на ее промахи) принадлежат к той же эпохе, как фланелевые рубашки и штаны мужчин". Набоков, с. 31, 32.

Похожее описание бытового окружения мы встречаем в воспоминаниях А.Цветаевой, где предметная деталь также выполняет характеристическую функцию: "Устрашающая девическая мода тех лет: длинные юбки, длинные рукава, тиски обшлагов и пройм, капканы воротников. Не платья - тюрьмы! Черные чулки, черные башмаки. Ноги черные!" Цветаева А., с.171. Сравним с описанием у Шагинян, где просто происходит констатация факта: "....Она шелестела шелками или дорогой шерстяной материей - юбки носились тогда до пола". Шагинян, с.157.

Прописывая бытовой мир как повседневную реальность, автор фиксирует и конкретное бытовое поведение, выполнение определенных обрядов и ритуалов, поскольку склад семейной жизни отражает как мировосприятие окружения писателя, так и его философские и религиозные воззрения (произведения Зайцева, Шмелева).

В данных описаниях мы также встречаемся с многочисленными бытовыми реалиями определенной поры. Используя несобственно - прямую речь, автор фиксирует и детское видение происходящего: "Таинственные слова, священные. Что - то в них... Бог будто? Нравится мне и "яко кадило пред Тобою", и "непщевати вины о гресях" - это я выучил в молитвах". Шмелев, с.185.

Анализируя подобные описания, можно прийти к выводу, что мы снова встречаемся с общими местами, повторениями сходных ситуаций или переживаний, обусловленными как общими образными ассоциациями, так и похожими авторскими умозаключениями.

В частности, многие мемуаристы дают характеристику полученного ими в детстве образования, обычно сравнивая его с тем воспитанием, которое оно наблюдают в момент создания мемуарных записей. Так, например, А.Цветаева замечает: "Религиозного воспитания мы не получали (как оно описывается во многих воспоминаниях детства - церковные традиции, усердное посещение церквей, молитвы). Хоть празднования Рождества, Пасхи, говенья Великим постом - родители придерживались, как и другие профессорские семьи, как школы тех лет, но поста в строгом смысле не наблюдалось, рано идти в церковь нас не поднимали, все было облегченно". Цветаева А., 1, с.63.

Наибольшая насущенность бытовыми реалиями свойственна частям, где описывается начальный период познания мира героем. Отражая процесс познания или восприятия новой для автора действительности, автор неизбежно включает в повествование новые понятия и сведения, тем самым раздвигая его рамки.

На композиционном уровне описание окружающего мира в основном на основе лично пережитого свойственно начальным главам мемуарно биографического повествования, а в плане индивидуального восприятия художникам, тяготеющим к модернистской и импрессионистической характеристике среды. Но и последние часто выходят за пределы собственного бытового ряда, переходя к событиям внешнего мира.

Причем таковыми не обязательно становятся явления, имеющие историческое или культурное значение. Не случайно Д.Самойлов, например, замечает: "Каждое время порождает свои формы быта. И не только время каждая социальная среда. Эпоха разлома, нестроения и перемешения породила свою неповторимую форму быта - коммунальную квартиру. ... Коммунальная квартира была и праздником крушения сословных перегородок. Она была присуща времени, а не одной социальной среде". Самойлов, с.21.

При обращении к более поздним периодам жизни, автор обычно отступает от такой подробной детализации пространства. Повествование не разбивается на отдельные семантические ряды, процесс познания мира закончен.