Воспоминания пропащего человека

В виде эпилога, быть может, стоит сообщить, что описатель этого нового хождения на сих днях (в мае 1889 г.) опять возвратился в столицу уже с законным паспортом, но ему здесь не на что было прописать этот свой паспорт, и он чуть с самого же прихода не ушел опять обратно теми же стопами в угличский «Батум».

К счастию, верно или неверно его заключение, будто «в столице люди добрее и проще», но его здесь во всех его отрепках пожалели несколько более, чем на его родине.

Приложение

Г. Ф. Курочкин

Книжный ряд [308]

Почти в середине [Апраксина] рынка, между Шмитовским и Базаровским проходами, был особенный мирок торговли. Этот мирок были лари, где торговали книгами. Правда, между ними были лари, в которых торговали и другими товарами, но их было немного.

От Садовой улицы и до Базаровского прохода был каменный корпус, единственный во всем рынке. В этом корпусе торговали новыми товарами. Корпус назывался Металлическим <…>

Главные двери лицом были отворяемы к Апраксину переулку, а сзади, к Ягодному ряду, были другие двери. Лицом на Фонтанку была стена. Вот к этой-то каменной стене и приделана была во всю стену из дерева лавка, на Фонтанку лицом. Эта лавка принадлежала тогда купцу книгопродавцу Василию Васильевичу Холмушину. Направо и налево лари, в которых и торговали книгами. Ларей этих окало тридцати. Как я сказал ранее, тут торговали и другими товарами, только их было немного. А все книгами, вплоть до Шмитовского прохода, где визави к Холмушину, т. е. лицом, был ларь, принадлежащий Ивану Герасимовичу Воронину, или Комарову, как его тогда звали в рынке, тоже торговавшему книгами. Вот это-то и был так называемый книжный ряд. Я буду описывать по порядку, кто возле кого торговал.

Вот они стоят передо мною, как живые, эти типичные личности. Хотя прошло около 50 лет, а я их вижу сейчас. Ну, на сцену, давно умершие друзья — книжники и букинисты. Оригинальны вы уж очень были, так оригинальны, что таких оригиналов в настоящее время нигде не найдешь.

Номер первый, Василий Васильевич Холмушин, был в то время годов около 55-ти, небольшого роста, черноволосый, с такой же бородой с проседью, несколько сутуловат. Он не ходил, а как-то бегал, словно бы куда торопился, мелкими быстрыми шагами, немножко толстенький. Волосы пострижены по-русски в кружок, курчавый. В своем роде это был оригинал.

В то время его представляли на Александринском театре — пьеса называлась «Путешествие апраксинского купца в ад»[309]. И была отпечатана театральная пьеса, только фамилия вместо Холмушин была Хал мин. Раз я был в театре, когда играли эту пьесу; и когда открылся занавес, я чуть не закричал: на сцене стоит Василии Васильевич. Так актер загримировался — точь-в-точь Холмушин, как две капли воды, только ростом повыше его. И хохотала же публика, глядя на похождения купца в аду. Этих пьес [т. е. экземпляров пьесы. — А.Р.] тогда на рынке было много. Вероятно, они сгорели во время пожара рынка.

Холмушин торговал книгами преимущественно русскими и более духовного содержания, и главная торговля его была — мелкая продажа так называемых брошюр московского печенья — так называли книжники московские издания, которые тогда были в большом ходу.

Было у него много (книг) и своего издания, как сказок, так и духовных, выбранных из четьих миней. В большом ходу были тогда «Сердце человеческое», «Страшный суд»[310], а из сказок «Бова Королевич», «Еруслан Лазаревич», «Францыль Венциан», «Английский милорд», «Битва русских с кабардинцами», «Могила Марии, или Пригон под Москвою»[311]. Этими книгами простой народ зачитывался. Кроме того у него было много картин лубочных, московской мазни. В настоящее время эта мазня вывелась, и Москва стала издавать гораздо лучше, хотя и аляповато, но все же лучше.

Этот мелкий товар, книги и картины, брали торговцы у Холмушина и редко кто не имел этого товару. Он был в большом ходу, тогда книжных лавок в домах не было [и никто не снабжал народ книгами], кроме разносчиков, расхаживающих по всему Петербургу, да еще букинистов, торговавших у Гостиного двора, по Садовой улице, у Государственного банка, по Садовой и по Канаве, также у Юсупова, на Острове у Биржи. Тут раскладывали они свой товар и развешивали картины по решеткам и на веревках, как кто умел или как кто хотел. Тогда торговля была свободная, за места они никому ничего не платили, и никто их не теснил.

Как вспомнишь, хорошее это было время. Много людей кормилось, а иные даже нажили деньги.

Так все эти торговцы и брали эту мелюзгу — книжки, брошюрки — преимущественно у Холмушина. С Москвою он имел дела большие и часто туда ездил, а москвичи ездили к нему.

Грамоту он знал плохо, как и сами вы можете заключить из следующего случая. У министерства на углу был ларь, в котором торговал книгами Иван Андреевич Бардуков, большой приятель Холмушина. У него покупок было много, так как кто нес продавать в рынок книги, то к нему первому и попадал.