Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов

Большие клубы тумана, что тянулись с Каспийского моря над полем боя, вплоть до семи часов не позволяли вести планомерную артиллерийскую подготовку. На все мои настояния – использовать эту паузу и темноту, чтобы сразу же доставить хотя бы некоторые батареи на взятую высоту, – реагировали с большим опозданием. Весь день мне постоянно приходилось убеждать выдвинуть вперед артиллерию. Изобретались в связи с этим любые отговорки. Дошли даже до утверждения, что артиллерия попросту не может взобраться на склон напротив нас. Я предложил взять на себя личную ответственность за то, что это возможно. Однако кто же из этих молоденьких дилетантов хоть раз вел батарею по местности, хотя у нас это может сделать любой посещавший военную академию и из всех родов войск? Настояния с моей стороны вызывают, казалось, эффект, лишь обратный желаемому. В конце концов пожали плечами и уступили. Позднее оказалось, что артиллерия, включая 105-миллиметровые гаубицы, без затруднений может быть вкачена на плато.

К тому же не могло быть и речи о скоординированном руководстве. Один молодцеватый подполковник Кемаль-бей, который командовал батареей, а потом месяц – дивизионом, благодаря его хорошим связям в партии и своим угодливым манерам, быстро превратился в командующего артиллерией 18-го корпуса в Месопотамии и позднее – в Исламской армии. Нури взял его с собой после визита в Мосул, откуда он выехал, чтобы основать республику Азербайджан. Один замечательный артиллерист из моего штаба, германский майор и османский подполковник Вельш, по моему указанию и после рекогносцировки на местности разработал хорошо обдуманный план ведения огня. Он был вежливо принят, но ни в коей мере не учтен. Я смог выяснить у одной из находившихся поблизости и ведших огонь гаубичных батарей, что она вообще не получала указаний от командующего артиллерией, а попросту вступила в бой по собственной инициативе. Никакой концентрации огня артиллерии на решающих участках фронта не наблюдалось.

Когда окончательно рассвело, постепенно начались и относительно связные боевые действия. Турецкая пехота в ходе боев продвигалась вперед медленно, ведь она получала крайне недостаточную артиллерийскую поддержку. Передачу любых указаний крайне замедляло почти полное отсутствие телефонного оборудования. Как следствие, бой с занимавшим господствующую высоту противником тянулся часами. Вскоре появились и небольшие английские броневики с пулеметами, которых все так опасались. Они временно остановили наступление турецкой пехоты, ведь артиллерия не обстреливала эти важные, но небольшие цели и не могла их обезвредить.

Вдруг одна из этих машин ринулась на наш участок фронта, поехала вдоль него и осыпала нас градом пулеметного огня. По-видимому, это должно было прикрыть отход английской пехоты. Ведь после того как этот специфический маневр был проделан много раз, а турки полностью остановлены, броневик исчез за грядой холмов. Между тем отвлекающий удар с севера проходил согласно плану, ведь и посты противника там были совсем слабые. Один арабский пехотный полк на самом северном крыле западной группы получил несколько выстрелов во фланг от отступающих на севере частей противника. И этого хватило, чтобы весь полк тут же обратился в полной панике в бегство. Он прибыл на высоту, где находились мы. Халилу и Нури, а также их офицерам лишь с трудом удалось остановить неуправляемую толпу и заставить ее развернуться обратно. «Ah! Ces demoiselles arabes!»[210] – ругался Халил с его глубоким презрением турка к этой изнеженной, чуть ли не женоподобной арабской расе.

Всякое колебание в исходе боя, которое мы замечали невооруженным взглядом или через стереотрубу с нашей господствующей высоты, вызывало в штабе Нури, но также и у Халила беспокойство и неприкрытую тревогу. Так, отступление противника с севера и связанное с этим бегство арабского пехотного полка поначалу даже вызвало у Халила впечатление, что начинается общее контрнаступление противника. «Mon colonel! La contreattaque commence!»[211] – крикнул он мне и озабоченно посмотрел на меня. Его уверенность моментально исчезала, как только становилась заметна хотя бы малейшая мнимая неудача. Однако я был убежден в своем начинании, а моя оценка невысоких моральных качеств противника оказалась верна. Если бы не неудавшаяся поддержка турецкой артиллерией ее пехоты, которая могла иметь решающее значение, мы уже днем смогли бы выбить противника с плато, а потому помешали бы бегству англичан из порта за счет обстрела их транспортных судов.

Два английских самолета утром взлетели и долго кружили над полем боя. Уже после полудня мы видели, как они приземлились, и вскоре после того поднялись высокие столбы пламени. Противник сжигал свои же самолеты. И это был первый верный знак, что он счел свое дело проигранным.

Одновременно на Каспии справа от нас показались корабли, что до этого прятались в открытом море. Противник бежал. Без сомнения, генерал Данстер намерен был вывезти в безопасное место свои войска и материальную часть.