Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов

При чтении этого письма в салон-вагоне паши мне быстро стало ясно, что оно обладает лишь исторической ценностью. Ведь взятие Баку уже положило конец всем этим перемигиваниям за игорным столом. Вызывавшее вполне оправданные опасения Кресса раздвоение меня не коснулось, ведь я обо всем узнал, лишь когда без парализующего воздействия извне смог содействовать захвату этого яблока раздора между тремя державами[221]. К счастью, мне довелось действовать исходя из исключительно военных соображений.

И хотя все эти документы более не имели значения, они произвели на меня неприятное впечатление своим противоречивым содержанием. Столкновение германских и турецких интересов было вполне явным и понятным. Политическое руководство Германской империи требовало вывода турок из-под Баку, пока высшая военная инстанция, которую представляли Гинденбург и Людендорф, предлагала туркам германские войска для взятия этого города, и столь откровенная раздвоенность военных и дипломатических акций Германии казалась мне гротескной и даже постыдной. Турки и русские, обе эти стороны, могли уличить нас в двуличии, хотя здесь дело было в том самом недостатке координации в работе ведомств, на который столь горько жаловался еще Бисмарк. Кстати, советское правительство в ответ на известия о падении Баку разорвало отношения с Высокой Портой[222].

Я раздумывал, что же теперь делать. Затяжное мое ознакомление с многочисленными документами не осталось незамеченным. Халил спросил меня, в чем же там дело. Быстро решившись, я ответил, что все это – суть уже не актуальные вопросы, генерал фон Кресс намерен был предоставить в наше распоряжение германские войска для взятия Баку, однако ныне это уже не имеет значения. Я просто забрал документы, а на этом интермеццо в большой политике незамеченным сошло на нет.

Резня армян в Баку

Под Баладжарами на железнодорожной насыпи лежала дюжина убитых белых англичан[223]. Над нефтяными источниками поднимались черные клубы дыма. Нури между тем уже породил легенду, что он будто бы видел, как маленькое русское военное судно обстрелом подожгло нефтяные склады. Он хотел снять вину со своей артиллерии. Однако многочисленные свидетели из немцев и русских, в том числе и представитель Каспийской флотилии, подтвердили мне, что пожар, грозивший обрести роковые масштабы, был вызван действиями турецкой артиллерии[224]. Однако после полудня 17-го юго-западный ветер задул на восток[225], и город был спасен.

И едва мы выехали на автомобилях с вокзала Баку, как открылись первые картины шедшей со вчерашнего дня резни армян. На тротуаре лежали в луже крови два мальчика с перерезанными глотками. На пустых улицах по дворам шныряли какие-то подозрительные вооруженные личности. Лавки были ограблены и стояли настежь. Груды разграбленных предметов были брошены в углах. Татары, персы и турецкие солдаты рылись в этих кучах, растаскивая все желаемое.

Вдруг из одного дома поблизости раздались отчаянные крики о помощи. Паши остановились, и мы поспешили туда. Нам в ноги кинулись, протягивая руки, насилуемые женщины в полуразорванных одеждах. Негодяи тут же отступили назад. В домах постоянно слышались выстрелы, жуткую тоску на улицах навевали доносившиеся то поблизости, то издалека вопли.

Паши непоколебимо продолжили свой путь к высотам за городом, которые были целью боев 14 сентября. Там для парада были выстроены атаковавшие войска. Лишь там я узнал, что наступил день Курбан-байрама, главный во время паломничества в Мекку, один из самых важных мусульманских праздников.

Почти у ног воинского строя лежали трупы погибших в сражении солдат, а также женщин и детей, ставших жертвами кровожадности солдатни. Попросту не считали нужным затруднять себя уборкой, так что нашим лошадям пришлось их объезжать, когда мы двинулись вдоль наших войск.

За день до этого я показал Нури и Мюрселю-паше на городском плане Баку, какие меры следует предпринять при взятии города, чтобы обеспечить безопасность своих подчиненных и защитить жизнь и имущество местных жителей. Я предлагал заняться копированием этой карты города, чтобы точно указать полкам их участки и задачи, а также заготовить плакаты, грозившие за грабежи военным трибуналом и смертной казнью. Меня вежливо выслушали с напускным интересом, однако ничего из этого сделано не было. В город с населением в четверть миллиона человек был отправлен один-единственный полк из примерно 1000 бойцов. Да не было бы ничего проще, чем помешать прорыву состоявших главным образом из татар и персов банд грабителей в армянские и европейские кварталы, ведь татары лишь в особой слободе, окруженной высокой стеной, за которую вели всего двое ворот. Всего два поста часовых могли бы обеспечить контроль над всем движением.