Воспоминания (СИ)

Тогда она повеселела, приказала снова принести книги и выбрала для меня костюм из оперы «Волшебная Лампа». Костюм был действительно великолепный и очень дорогой, но это не смущало Анну Ивановну. В ее кладовых находилось все, что было нужно и для этого и для всех остальных костюмов. Даже были такие вещи, каких нельзя было найти в то время в магазинах. Мне надели на голову кружевной вуаль, который стоил 14 тысяч франков. В день бала тоска душила меня, я не могла видеть всего, что делалось, и беспрестанно обливалась слезами. Танцевать, понятно, я была не в состоянии. Тогда Анна Ивановна надулась и не говорила со мною весь вечер. Под конец бала я сделала тур вальса и подошла к ней спросить, довольна ли она мною. Она отвечала: «Нет, сударыня, очень недовольна, я желала и просила вас, чтобы вы танцевали весь вечер». Это было слишком, я убежала в свою комнату и залилась слезами. После бала она несколько времени не говорила со мною, потом понемногу успокоилась и снова начала ласкать меня.

Однажды, когда на мне было темное бархатное платье (к ней всегда надо было являться разодетою, как на бал), она нашла, что цвет платья очень шел ко мне, позвала свою Надежду, у которой хранились все ее драгоценности, приказала принести одну из шкатулок с бриллиантами и надела на меня не менее как тысяч на 100 вещей. Это был целый парюр из великолепных камэ, обложенных крупными бриллиантами, даже кушак был такой же. Позднее, когда я рассказывала Ивану Александровичу об этой забаве его матери, у нас с ним уже ничего не было. Мы жили тогда в Чите, около Нерчинска, и нуждались во всем. Он мне сказал шутя: «Ты напрасно не откланялась ей и не ушла со всеми этими бриллиантами».

Между тем мысль ехать в Сибирь не покидала меня. Наступала весна. Наконец в мае месяце узнала я, что император Николай Павлович собирается в Вязьму, где готовились большие маневры. Мне внезапно пришла мысль скакать туда, чтобы подать просьбу государю. В Петербурге в то время подойти к государю было немыслимо, и я рассудила, что в Вязьме он будет доступнее, и не ошиблась.

Мне удалось тогда сделать такое дело, которое все считали невозможным. Но в этом, конечно, я вижу волю Провидения, оно мною и руководило всегда. Когда я сказала Анне Ивановне о своем намерении ехать в Вязьму, она еще с большей настойчивостью стала удерживать меня и, чтобы поколебать, не щадила ничего. Наконец сказала: «Вы не знаете еще моего сына, сударыня, он ревнив. Вы собираетесь ехать туда, где будет 70 тыс. мужчин, и, конечно, он будет сомневаться в вас».

Эти слова привели меня в такое отчаяние, что я убежала в свою комнату и машинально, не зная, что делать, чем успокоить себя, раскрыла книгу, которая лежала на столе. Это было «Подражание Иисусу Христу». Я прочла, не помню что именно, но смысл был такой: дерзай – и достигнешь. Меня так это убедило, что я позвала человека и приказала идти за подорожной в Вязьму. Между тем я послала также за одним французом, m-r Лефевр, и просила его написать мне просьбу на имя государя, что он и сделал тотчас с большою любезностью и, отдавая, сказал: «Я ехал в дилижансе вместе с Шарлоттой Кордэ, когда она направлялась в Париж, чтобы убить Марата». Я отвечала ему, смеясь, что еду в Вязьму вовсе не с этим намерением. На другой же день, а именно 12 мая 1827 года, я выехала из Москвы.

Глава девятая

Вяземские маневры – Беспрестанные тревоги – Содействие Лобанова-Ростовского – Просьба на высочайшее имя – Упражнения великого князя – Решительный день – Полина Гебль и Николай I – Посещение Дибича – Бородинское поле – Встреча со стариком крестьянином

15 мая 1827 года я была уже в Вязьме, несмотря на то, что лошадей было очень трудно доставать, но деньги везде помогают. Я платила сверх прогонов и давала щедро на чай. Таким образом перегоняла беспрестанно полковников и генералов, которые скакали также в Вязьму. Подъехав к самой Вязьме, я вообразила, не знаю почему, что меня не пропустят, и от страха и волнения у меня так сильно билось сердце, что темнело в глазах. Но шлагбаум подняли, и я вздохнула свободнее.

В Вязьме я знала, что была гостиница, которую содержал француз, и велела вести себя прямо туда. Но в гостинице было такое множество военных, и положительно ни одной женщины, что неприятно было оставаться там. Тогда знакомый мой француз предложил мне отдельную квартиру, приготовленную им для французского консула Веера, который почему-то не приехал, и квартира оставалась свободной. Несмотря на то, что она была страшно дорога, и условия были такие, что пробыть день или месяц, все равно надо было заплатить 400 рублей, я все-таки согласилась взять ее, тем более, что квартира эта была в двух шагах от дворца и рядом с тем домом, где помещался великий князь Михаил Павлович.