Воспоминания склеротика (СИ)

      Вечерняя Ялта это воспоминание о рае, из которого изгнали нас совсем не за прегрешения. Черное бархатное небо, расшитое мелким бисером, служило фоном, на котором блестящими искорками сверкали далекие огни изогнутого дугой города с  вытянувшимся в морскую даль молом. Море, горя яркими самоцветами, освежало лицо мельчайшими брызгами. Оно так играло лунной дорожкой, воспетой сотнями художников, как будто звало пойти по ней туда, где нет ни конца, ни края, где только неясное будущее, обязательно радостное и нескончаемое. И вдруг, как по желанию чудотворца, на горизонте начинала расти маленькая блестящая точка, за которой, как бы ты не следил, всё равно не увидишь момента превращения её в светящийся, маленький, как макет, пароход. Он приближался, преображаясь  в горящий огнями остров, на котором обитают веселые, поющие и танцующие люди.  И музыка аккомпанировала  их жизни до самого причала и, может быть, не заканчивалась, если бы они так необдуманно не оставили этот чудесный плавучий дом.

      Но не только в обществе родителей мне посчастливилось встречаться с интересными людьми. Не могу не вспомнить моего общения с прекрасным человеком и актером Петром Олейниковым.  Он впервые появился на ялтинской студии с молодыми тогда артистами Смирновой и Шишкиным. Снимался фильм «Отчаянная голова», который потом в прокате назывался «Случай на вулкане». Мамина сестра с мужем работали на ялтинской кинофабрике, как тогда её называли. Там же они и жили. И хотя для посторонних туда вход был запрещен, я, пользуясь правом родственника, все свое свободное время проводил на территории, где рождалось кино. А когда начали снимать фильм «Конек – горбунок» и Олейников был в Ялте достаточно долго, он развлекался тем, что собирал студийных мальчишек и вел в город, в тир. Там он покупал кучу пулек-кисточек  и учил нас стрелять.

      Мне даже довелось сниматься в массовке в «Коньке-горбунке» вместе с Олейниковым, в сцене приезда Цап-Царапа на ярмарку. Меня одели в  костюм крестьянского мальчика и дали большой круглый поднос с лепешками. Когда в деревянные ворота въезжал верхом на огромном тяжеловозе Цап-Царап, мы все должны были разбегаться, давать ему дорогу и падать ниц.  Надо сказать, что было это довольно опасно для тех, кто стоял на пути, где проезжал громадный конь, который меньше всего следил за тем, чтобы ярмарочный люд успел отбежать в сторону. Провели репетиции и сняли несколько дублей. И в последнем дубле я оказался в таком месте, что еле успел рвануться от огромного коня и упал, рассыпав все лепешки. Я об этом рассказал  тетиной подруге, киномонтажёру Нине Глухониной, и она мне поклялась, что такой кадр обязательно попадет в фильм. Но сколько   раз я  ни смотрел «Горбунка», себя в нем не увидел. Будучи на студии постояльцем, я снялся не в одной картине, но нигде на экране не обнаружил своего лица (моя кинематографическая карьера началась весьма неудачно, видимо, поэтому и не продолжилась). Разве что у Рошаля в фильме «Год как жизнь», но об этом потом.

       К сожалению, после съемок «Конька-горбунка» я с Петром Мартыновичем никогда больше не встречался. Вскоре началась война.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ