Воспоминания склеротика

     Я не могу сказать, что меня мучает ностальгия, что безумно скучаю по городу, который мне, в общем, всегда нравился, но тоска по театру и его обитателям, по старым знакомым и друзьям меня по сей день тревожит. Спасибо за то, что у меня пока не иссякает информация о театральных делах, что наиболее верные друзья меня ещё не забыли и наша переписка довольна регулярна. Если бы я мог, хоть в какой-то степени, на новой своей Родине заниматься театром, то, вероятно, это облегчило бы мне мое бесполезное существование. Но здоровье не позволяет даже думать об этом. Английский актер Питер Устинов как-то сказал: -  в мои годы меня заботит не столько качество жизни, сколько количество.

     Я не могу с этим согласиться. Вечной жизни нет, но как важно, чтобы остаток дней в своем качестве был, хотя бы относительно, сносен. Эти грустные мысли ни в коей мере не выражают никакого пессимизма, который мне напрочь неприсущ.

СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ.

Величие народа не измеряется его численностью,

как величие человека не измеряется его ростом.

В.Гюго

… для полного счастья человеку необходимо

иметь славное отечество…

Симонид Кеосский[30]

     Ребенком в довоенные времена я и понятия не имел о том, что существуют какие-то расовые или национальные различия между людьми. Я думал, что негры черны только потому, что живут под горячим солнцем. Нет, я знал, что у нас в Крыму есть татары, поскольку каждое утро по радио играли татарскую музыку и передавали разные передачи на татарском языке. Я знал, что есть армяне, так как недалеко от дома стояла красивая армянская церковь. Однако, какой-то разницы между всеми нами я не ощущал.

     Но вот однажды, а было это года за три до войны, я, играя с приятелем Осаном в  «чилик»[31], не знаю, по какому поводу пропел фразу из слышанной по радио  песни: «… а нехристь, староста, татарин, меня журит, а я терплю». Мой партнер по игре, с обидой сказал: - нехорошие песни ты поешь. Я думал ты мне друг. -  И он, бросив игру, ушёл.

     Я побежал к отцу за разъяснениями, что произошло. Отец со мной провел серьезную беседу, из которой я узнал, не только то, что нельзя даже намеком обидеть национальное чувство человека, но и то, что оказывается я, как и вся моя семья, по национальности еврей. Конечно, я слышал, что в доме у бабушки и дедушки иногда в моем присутствии говорили как-то не по-русски, но я всегда думал, что это какой-то особый шифр, которым пользовались специально, чтобы я не понял, о чём речь, как  другая бабушка применяла французский в разговоре с моей двоюродной сестрой.

     Когда фашисты стали оккупировать нашу территорию, то поступали сообщения, что они уничтожают евреев. Только тогда я понял, что не всем безразлично, какой ты национальности. А в эвакуации я столкнулся с прямым и довольно агрессивным антисемитизмом, который сопровождал мою дальнейшую жизнь вплоть до сегодняшнего дня, и я знаю, что конца этому не будет, даже здесь, в государстве Израиль.

     Я, хорошо прочувствовавший на себе недоброе отношение к евреям, все же никогда не был националистом. Уже довольно в раннем возрасте я понял, что человек ценится не за свою национальную принадлежность, и с такой же ненавистью относился к жадным или вороватым евреям, которые думали, что они умнее и хитрее других, как и любой нормальный человек, презирающий эти человеческие пороки. Без всякого чувства национальной неприязни с отвращением воспринимал хамство, невежество, хулиганство и другие подобные явления, независимо от того, кем они проявлялись: русским, украинцем, грузином или тем же евреем. Поэтому национализм мне всегда был чужд, и думаю, что до конца своих дней я не буду подвержен этому идиотскому чувству.

                                      Испанец, славянин или еврей –
                                      повсюду одинакова картина:
                                      гордыня чистокровностью своей –
                                      святое утешение кретина.

Так точно выразил эту мысль поэт Игорь Губерман.