Воспоминания склеротика

     В результате частой переписки с ними стали приходить крамольные мысли о том, что оставаться здесь одним, не имея никаких перспектив на будущее неразумно. Единственное, что нас удерживало, это незнание, как к этому отнесется наш сын, который, уже, будучи кандидатом наук, занимал место старшего преподавателя университета и был на хорошем счету. А когда выяснилось, что он совсем не против уехать с нами, то вопрос был решён.

     Я кардинально пересмотрел трактовку известного высказывания Владимира Маяковского: « Отечество славлю, которое есть, но трижды, которое будет". И вопрос смены этого самого отечества превратился в чисто юридическую процедуру. Мы подали документы на выезд, который предполагали в августе 1999 года. Но благодаря тому, что сын, как специалист, был приглашен по особой программе, мы уже в конце июля прекрасным теплоходом «Дмитрий Шостакович» пришвартовались в порту Хайфа.

     Процесс отъезда оказался значительно сложнее, чем мы предполагали. Во-первых, было достаточно трудностей в оформлении документов. Украинский ОВИР* видел сложность в том, что у меня не было свидетельства о рождении и соответствующего документа о гибели отца, а у жены несовпадение имени её матери, указанного в  метрике, выданной шестьдесят лет назад в селе, где она родилась, и в паспорте родительницы. Но, войдя в некоторые расходы, удалось уговорить эти сложные органы государственного тела, которые, в конце концов, выдали нам заграничные паспорта, и мы чуть ли не в последний момент получили визу. Но оказалось, что эта задержка повлияла на то, что билетов на теплоход на 10-е августа уже не было, и нам предложили отправиться дополнительным рейсом 26-го июля. В дикой спешке мы собирали багаж, чтобы вовремя его сдать, а потом, в такой же гонке укладывали ручную кладь, которую мы должны были взять с собой на пароход. Таможню, которую, как бы смутили наши разрешения на вывоз пяти подаренных друзьями картинок и стенных часов (единственная память о матери), удалось убедить, за относительно небольшую мзду, что документы, выданные областным управлением культуры на вывоз этих вещей, имеют юридическую силу. Обессиленные, в тяжелом нервном состоянии, мы погрузились на теплоход. Единственное, что грело душу, это помощь молодых людей – волонтёров, которые, как удалось в дальнейшем узнать, оказывали её репатриантам бескорыстно.

      Но после того, как мы втроём устроились в отдельной каюте комфортабельного корабля и отреклись от суеты, забот и хлопот последних дней, наша нервная система стала приходить в соответствие с прекрасной атмосферой беззаботного путешествия, удобств, домашней кухни и непривычного для простого человека сервиса, предоставленного пассажирам.

     Конечно, позволить себе такой круиз в это сложное время мы с женой не могли и с радостью воспринимали прелести этой трехдневной морской прогулки. Моя, обожающая морские купания, Валентина пропадала у бассейна на палубе. Мы с сыном нашли компанию и увлеченно проводили за преферансом время. Прогулки по палубе, фотографирование и знакомство с новыми местами доставляли удовольствие. Моя супруга очень точно сформулировала своё состояние: - если нам будет в Израиле так же хорошо, как на этом чудесном теплоходе, то я уже ни о чем не жалею -  сказала она.

    Но вот 29-го июля 1999 года вечером мы увидели огни Хайфы. Началась подготовка к высадке. На корабле, задолго до его швартовки, появились представители компетентных израильских органов для регистрации пассажиров и выдачи необходимых документов.

    Мне говорили ещё до отъезда, что израильская бюрократия по сравнению с «нашей» побила все рекорды. Меня, привыкшего к этому явлению в Украине и России, испугать было таким предостережением трудно. Хотя я хорошо видел, как наш брат еврей, получив права «большого начальника» в том же Донецком «Сахнуте» или даже синагоге, строит из себя главнокомандующего, над которым, возможно, только сам Бог, и свысока относится к просьбам и нуждам своих собратьев, может быть, почище заядлого антисемита. Люди, которым раньше не давали «рулить», при первой возможности решили взять реванш, перенимая и усугубляя всё худшее, что выработало тупое чиновничество. То же я увидел в действиях некоего ответственного лица, под руководством которого на теплоходе выдавались какие-то конверты с документами. Этот, видимо таможенный начальник, был весьма раздражен и возмущен тем, что я сел не там, где он объяснял пассажирам, когда начинал регистрацию, хотя я с семьёй вошел в этот салон согласно очереди позже. Своё негодование непонятливым репатриантом он без стеснения выместил на мне, человеке преклонного возраста, заявляя, что пропустит нас не скоро, если мы не понимаем, как надо себя вести. Я, естественно, промолчал, оптимистически надеясь, что это просто проявление дурного воспитания или характера одного человека.