С 10 по 15 июля я посетил оба наступающих фронта, сначала южный, потом северный, и уяснил себе на месте в беседах с командирами-танкистами ход событий, недостатки наших тактических приемов в наступательном бою и отрицательные стороны нашей техники. Мои опасения о недостаточной подготовленности танков «пантера» к боевым действиям на фронте подтвердились. 90 танков «тигр» фирмы Порше, использовавшихся в армии Моделя, также показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя; эти танки, как оказалось, не были снабжены в достаточной мере даже боеприпасами. Положение обострялось еще и тем, что они не имели пулеметов и поэтому, когда врывались на оборонительные позиции противника, буквально должны были стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда противника, чтобы дать возможность продвигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные жертвы, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успех танков. Продвинувшись около 10 км, войска Моделя были остановлены. Правда, на юге успех был больше, но он был недостаточен для блокирования русской дуги или для понижения сопротивления. 15 июля началось русское контрнаступление на Орел, оборона которого была ослаблена в целях высвобождения сил для наступления. 4 августа город пришлось оставить. В этот же день пал Белгород.
До этого дня части, находившиеся в районе р. Зуша, р. Ока северо-восточнее Орла, упорно отражали все атаки противника. Это был тот самый район, который я избрал еще в декабре 1941 г. для сосредоточения своей 2-й танковой армии. Из-за этого района и возник у меня конфликт с Гитлером, который затем и был использован фельдмаршалом фон Клюге для снятия меня с должности.
В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на Восточном фронте, а также для организации обороны на западе на случай десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было поставлено под вопрос. Само собой разумеется, русские поспешили использовать свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику.
После 15 июля я направился во Францию для инспектирования танковых соединений. В конце июля я посетил соединения, имевшие на вооружении танки «тигр», в учебном войсковом лагере Сен у Падерборна. Из лагеря я был вызван телеграммой Гитлера в Восточную Пруссию. Во время моего первого доклада я заболел. Дизентерия, которой я заразился в России и на которую я вначале даже и не обращал внимания, заставила меня слечь в постель. Немного оправившись, я вылетел в Берлин, чтобы окончательно вылечиться. В первых числах августа мне была сделана операция, приковавшая меня к постели до конца месяца. Незадолго до операции меня посетил генерал фон Тресков, бывший начальник оперативного отдела у фельдмаршала фон Клюге. Он сказал мне, что прибыл по поручению фельдмаршала, который мол может помириться со мной, если первый шаг к примирению сделаю я. Он хотел выступить вместе со мной против Гитлера с целью добиться ограничения полномочий последнего как верховного главнокомандующего вооруженными силами. Согласиться с этим предложением я не мог, так как очень хорошо знал неустойчивый характер фельдмаршала фон Клюге. Поэтому я вынужден был отклонить просьбу генерала Трескова[43
].Мое здоровье поправлялось медленно. Усиленная бомбардировка Берлина авиацией противника в августе 1943 г. нарушала необходимый для выздоровления покой. Вместе с женой мы решили принять предложение Шпеера, который нашел для меня на одном курорте имперского правительства в Верхней Австрии виллу в прекрасной гористой местности. Едва мы прибыли туда 3 сентября, как 4 сентября уже получили известие, что наша берлинская квартира почти полностью разрушена прямым попаданием бомбы. Остатки нашего имущества поместили в подвале одной из казарм в Вюнсдорфе. Это был тяжелый удар. Мы уже стали подумывать о переселении на постоянное местожительство в Верхнюю Австрию, когда получили телеграмму о предоставлении нам рейхом дотации, установленной положением, принятым осенью 1942 г. Это Шмундт, узнавший о разрушении нашего дома, постарался о таком возмещении. Не оставалось ничего другого, как удовлетвориться этим хорошим предложением. В октябре 1943 г. моя жена переехала в Дейпенгоф (округ Хоэнзальца), где и проживала до появления там русских, т. е. до 20 января 1945 г.