Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Я был поражен. Меньше всего я ожидал, чтобы такой человек, как хозяин этого кафе, принял добровольное участие в операции "Динамо". Но он пошел, и это было знаменательно. Помню, я подумал: "Такой народ трудно победить".

4 июня Черчилль сделал парламенту доклад о военной ситуации и об операции "Динамо". Изложив весьма откровенно то, что произошло за минувшие три недели, и рассказав подробно о Дюнкерке, премьер признал, что во Франции и Бельгии произошла "колоссальная военная катастрофа", последствия которой трудно предвидеть. Черчилль закончил свое выступление следующими словами: "Мы пойдем до конца. Мы будем биться во Франции, мы будем биться на морях и океанах, мы будем биться с растущими уверенностью и силой в воздухе; мы будем защищать наш остров, чего бы это нам ни стоило... И если бы - чего я ни на минуту не допускаю - этот остров или значительная часть его были покорены и умирали от голода, то наша империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, продолжила бы борьбу до тех пор, пока в положенное провидением время Новый Свет, со всей своей силой и мощью, не выступит ради спасения и освобождения Старого"{170}.

Я присутствовал на заседании палаты 4 июня и мог видеть настроение депутатов. В зале царила сурово-торжественная тишина. Все, без различия партий, испытывали двойственное чувство облегчения и удовлетворения. Облегчение от сознания, что "our boys" спасены. Удовлетворение от сознания, что наконец-то страна имеет правительство, которое хочет и может вести действительную борьбу против гитлеровской Германии. После Дюнкерка и рожденного им мощного подъема среди широчайших масс народа слова Черчилля о несгибаемой воле Англии к борьбе не звучали ни напыщенно, ни романтично.

Возвращаясь из парламента домой, я подумал, что сцена в палате общин, которую я только что видел, ярко подтверждает мнения, столь недавно слышанные мной из уст Веббов и Ллойд Джорджа. Мне становилось яснее, что даже после падения Франции, сомневаться в котором уже больше не приходилось, Англия не пойдет на мир с Германией, а будет продолжать войну.

В связи с Дюнкерком уже во время войны и еще больше после войны разгорелись большие споры по вопросу о том, как могли немцы допустить благополучную эвакуацию столь крупных союзных сил, находившихся как будто бы в капкане. При этом особенно подчеркивался тот факт, что в непосредственной близости к Дюнкерку находились многочисленные бронетанковые соединения германской армии, которые, однако, не были пущены в ход против англичан и французов. Используй немцы эти соединения, в Дюнкерк превратился бы для союзников в настоящую катастрофу.

"Сведущие" люди в военных мундирах или без оных создали даже несколько теорий для объяснения столь странного поведения немцев. Одни утверждали, будто бы Гитлер сознательно "выпустил" англичан из Дюнкерка, так как очень рассчитывал после падения Франции на быстрое заключение мира с Великобританией и опасался, что пленение немцами сотен тысяч английских солдат может затруднить столь желанное ему соглашение. Другие говорили, что в момент Дюнкерка бронетанковые части немцев, стоявшие поблизости от места эвакуации, были очень истощены: они прошли перед тем длинный путь и требовали ремонта, заправки, необходимой подготовки для второй части "битвы за Францию", которая должна была открыть перед ними Париж и дать возможность принудить Францию к капитуляции. В интересах скорейшего завершения французской кампании немцы не хотели отвлекать свои механизированные силы от этой главной задачи ради участия в сравнительно второстепенной операции по захвату Британского экспедиционного корпуса. Третьи заверяли, будто бы в работе германской военной машины как раз в дни Дюнкерка произошла какая-то случайная ошибка: кто-то неправильно понял слова Гитлера, кто-то кому-то неправильно передал приказ высших инстанций, а когда это заметили, было уже поздно - эвакуация англо-французов закончилась. Четвертые, наконец, полагали, что немцы, не имевшие тогда еще большого опыта в воздушной войне, переоценили значение авиации и решили, что она одна, без поддержки механизированных войск на земле, сумеет расстроить эвакуацию.

Должен сказать, что опубликованная в послевоенные годы литература (документы, воспоминания, исследования) не дает определенного и убедительного ответа на поставленный выше вопрос. Мне думается поэтому, что "чудо Дюнкерка" объясняется сочетанием самых разнообразных - политических, военных, психологических - обстоятельств при наличии одного случайного, но очень важного фактора: в течение всех критических дней море было совершенно спокойно. Это сделало возможным широкое использование для целей эвакуации большого количества судов малого размера и посадку сотни тысяч солдат прямо с берега или даже из воды.