Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Смысл начавшейся кампании Советское правительство истолковало так: британское правительство подготовляет разрыв отношений между обеими странами, что легче сделать, если в Москве и Лондоне не будет послов, а их место займут гораздо менее влиятельные и авторитетные поверенные в делах. Отсюда последовал практический вывод: когда в начале января 1940 г. в Лондоне действительно появился Сиидс и когда Форин оффис ожидал, что Советское правительство из «престижных» соображений вызовет меня в Москву, оно не сделало ничего подобного.

К большому разочарованию Форин оффис, я остался в Лондоне.

Антисоветская буря не ограничилась только официальными кругами. Она приняла более широкий характер. Особенно крупную роль тут играли лейбористы. В январе 1940 г. они отправили в Финляндию специальную делегацию во главе с секретарем Генерального совета конгресса тред-юнионов У. Ситрином, которая по возвращении домой опубликовала отчет, полный самых резких нападок на Советское правительство[159]. Некоторые мои лейбористские знакомые в это время даже перестали при встречах раскланиваться со мной. Леон Блюм во Франции заявлял, что помощь Финляндии должна быть оказана во что бы то ни стало, хотя бы это вызвало войну с СССР[160]. Вполне понятно, что Социалистический интернационал и Амстердамский (профсоюзный) интернационал решительно выступили против нас.

Едва ли нужно говорить, что вся большая печать изо дня в день выливала на Советский Союз ведра грязи и клеветы, что вокруг нашего посольства образовалась леденящая пустота и что на различных дипломатических приемах от нас с женой многие шарахались, как от зачумленных. Если бы не старые личные связи, накопленные в более благоприятные годы, связи, дававшие мне возможность даже в этой исключительно враждебной обстановке кое-что узнавать о совершающихся событиях, положение советского посольства в Лондоне было бы очень затруднительно.

Буря, вызванная советско-финской войной, имела и другую сторону. Посылая проклятия по адресу СССР, английская и французская правящие верхушки стремились всячески поддержать финскую реакцию. Некоторые горячие головы требовали немедленного объявления войны Советскому Союзу. Английские и французские правительства усиленно снабжали финских реакционеров оружием и поощряли в своих странах набор добровольцев для борьбы на стороне Финляндии. Шли также широкие сборы средств для финского Красного Креста и в фонд помощи нуждающимся в Финляндии. Английская королева демонстративно сделала пожертвование в этот фонд. Финский посланник в Англии Гриппенберг стал героем дня, его фотографировали, интервьюировали, приглашали на всевозможные приемы и вообще всячески выражали ему сочувствие и поддержку.

В головах английских и французских министров гнездились и более опасные планы: они думали о посылке своих регулярных воинских частей под видом «волонтеров» в помощь Финляндии и даже вели в этом направлении известную подготовку. Но такие части могли быть посланы и в дальнейшем снабжаемы только через территории Норвегии и Швеции. Английское и французское правительства обратились к ним с соответствующими просьбами, но получили отказ. Скандинавские страны заняли в отношении советско-финской войны официальную позицию нейтралитета (правда, весьма дружественного Финляндии) и не хотели его нарушать таким актом, как пропуск английских и французских войск через свою территорию. Англичане и французы несколько раз пытались их переубедить, обещая свою помощь в случае каких-либо осложнений с СССР или Германией, но не имели успеха. Пример только что погибшей Польши, которой Англия и Франция, как известно, дали гарантии, был слишком красноречив. Так, военная экспедиция, планировавшаяся в Лондоне и Париже, не состоялась.

Здесь следует отметить, что в дни советско-финской войны Франция занимала в отношении СССР даже более агрессивную позицию, чем Англия. Корни таких настроений Франции восходили еще ко временам Октябрьской революции, аннулировавшей те займы, которые парижские банкиры давали царскому правительству. Банкиры не могли простить Советской власти подобного «святотатства» и при всяком удобном случае вытаскивали свои жалобы для подогревания антисоветской атмосферы во Франции. Свою роль играла и разница между британским и французским темпераментами: в Париже больше, чем в Лондоне, любили шуметь и делать красивые жесты. Все это находило свое отражение в практической политике.