Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

В понедельник, 21 июля, я позвонил по телефону американскому послу в Англии Джону Вайнанту и спросил его, где остановился Гопкинс и могу ли я повидаться с ним и откровенно поговорить о событиях на советско-германском фронте. Вайнант, до того много лет являвшийся главой «International Labour Office» (Международного отдела труда) при Лиге Наций, незадолго перед тем был назначен американским послом в Лондоне и еще до нападения Германии на СССР обнаружил большое желание поддерживать со мной близкий контакт.

В ответ на мой телефонный звонок Вайнант сказал:

— Ничего не может быть проще: приезжайте завтра ко мне на завтрак, я приглашу также Гопкинса, и мы втроем побеседуем.

Действительно, 22 июля за столом у Вайнанта произошла моя встреча с Гопкинсом. Я подробно описал ситуацию, создавшуюся на Восточном фронте, объяснил причины наших неудач и подчеркнул чрезвычайную важность второго фронта. Гопкинс слушал меня очень внимательно и с явной симпатией к Советскому Союзу. Вайнант открыто высказывался за второй фронт.

— Мы, США, — наконец, заговорил Гопкинс, — сейчас невоюющая страна и в отношении второго фронта ничем не можем вам помочь. Но вот в вопросах снабжения — иное дело… Мы даем Англии много оружия, сырья, судов и т.д. Мы могли бы немало дать и вам… Но что вам нужно? Не можете ли вы мне сказать?

Я оказался в затруднительном положении. Ибо, хотя в общих чертах я имея представление о наших трудностях, я, конечно, не мог точно перечислить, что и в каком количестве нам необходимо.

Гопкинс заметил, что в данной ситуации важно было бы познакомить и сблизить друг с другом Рузвельта и Сталина. Это имело бы большое значение.

— Вы понимаете, — говорил Гопкинс, — для Рузвельта Сталин сейчас просто имя. Главы вашего правительства он никогда но видел, никогда с ним не беседовал, вообще не имеет никакого представления, что он за человек. Вероятно, и Рузвельт для Сталина тоже весьма туманный образ. Надо изменить такое положение, но как?

Я ответил, что для сближения между главами обоих правительств советского и американского — могут быть три пути: личное свидание, посылка друг к другу доверенных люден, обмен личными посланиями. Первый путь в настоящих условиях явно отпадает, остаются, стало быть, два других.

Прошло пять дней. В воскресенье, 27 июля, когда я, как обычно, находился в Бовингдоне у Негрина, мне вдруг позвонили из посольства и сообщили, что сегодня, не позже десяти часов вечера, Вайнант обязательно хочет приехать ко мне. Я, разумеется, немедленно вернулся в Лондон. Около десяти вечера Вайнант действительно появился в моем кабинете и положил на мой письменный стол три американских паспорта.

— Будьте добры, визируйте сейчас эти паспорта, — ничего не объясняя, сказал он мне.

То были паспорта Гопкинса и двух сопровождающих его лиц. Я с недоумением посмотрел на Вайнанта. Он понял меня и начал объяснять:

— После нашей встречи во вторник Гопкинс стал размышлять, как ему поступить. В конце концов он пришел к выводу, что разумнее всего лично ему поехать в Москву. Правда, физически Гопкинс чувствует себя не совсем хорошо, но ведь он такой человек: если считает что-либо важным, то непременно сделает, несмотря ни на что. Визит в Москву он признал исключительно важным… Ну, конечно, запросил мнение президента: президент ответил согласием… И вот сегодня, вернее сейчас, Гопкинс уезжает в Москву… Когда я поехал к вам, Гопкинс отправился на вокзал… Поезд в Шотландию уходит через полчаса, а из Шотландии утром он вылетит в Россию.

— Каким путем? — быстро спросил я.

— Гопкинс отправится на летающей лодке «Каталина» вокруг Норвегии прямо в Архангельск… Около 24 часов лету, если все будет благополучно… В общем опасное и трудное путешествие, особенно для такого больного человека, как Гопкинс, но он не считается ни с чем.

И затем Вайнант, кивнув на паспорта, прибавил:

— Прошу вас поторопиться с этим… От вас я поеду прямо на вокзал и там передам паспорта Гопкинсу и его спутникам.

Я оказался в большом затруднении. Все визные печати были в консульстве. Консульство находилось не в здании посольства, а совсем в другом месте, до которого езды на машине было минут десять. День был воскресный, и можно было думать, что ни консула, ни его заместителя, живших при консульстве, сейчас нет на квартире, а у них ключи от сейфов, где хранятся печати. В моем же распоряжении было не больше пяти минут времени, иначе Вайнант не мог поспеть к отходу поезда на вокзал… Что было делать?

Я взял паспорт Гопкинса и написал на нем от руки: «Пропустить Гарри Гопкинса через любой пограничный пункт СССР без досмотра багажа как лицо дипломатическое. Посол СССР в Англии И.Майский». Сбоку я поставил дату и приложил посольскую печать. Так же я оформил и два других паспорта.

Вайнант поблагодарил и поспешил на вокзал. Потом он мне рассказывал, что поспел в последний момент: поезд уже двигался, и паспорта он сунул Гопкинсу в открытое окно вагона.