Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Переговоры о втором фронте в 1942 г. служат прекрасной иллюстрацией того, как буржуазные государственные деятели не на словах, а на деле понимали свои обязанности по отношению к союзнику.

Черчилль решает ехать в Москву

С середины июля 1942 г. немцы начали наступление на Сталинград. Хотя советские войска проявили большое упорство и героизм в защите своих позиций, однако враг постепенно все больше оттеснял их. 15 июля были эвакуированы Богучары и Миллерово, 19 июля — Ворошиловград, 27 июля Ростов-на-Дону и Новочеркасск. Сильные бои проходили в районе Клетской, Цимлянской, Котелышковой, Белой глины и ряда других пунктов нижнего течения Дона. Эти успехи германской армии вызвали громадную тревогу в Советской стране, да и за ее пределами. В Англии вновь подняли голову всевозможные Кассандры, которые на все лады доказывали, что гитлеровская армия непобедима, что русские не смогут устоять на Волге, что это поражение окончательно подорвет силу их сопротивления и что, пожалуй, они могут начать переговоры с Германией о заключении сепаратного мира. Ведь заключили же большевики сепаратный мир с кайзером в 1918 г.!

События на советском фронте не давали мне покоя. Вот моя запись от 19 июля:

«Тяжелая неделя! Дела на фронте очень серьезны. Правда, Воронеж по-прежнему в наших руках, мы даже стали теснить здесь немцев. Но зато на юге ситуация принимает грозный характер. Мы потеряли Кантемировку, Богучары, Миллерово. Немцы заявляют, будто бы ими захвачен также Ворошиловград (Луганск). Не знаю, насколько это верно. С нашей стороны подтверждения нет. Во всяком случае наступление немцев в долине Дона развивалось в течение минувшей недели быстро и успешно, и сейчас они явно угрожают Ростову. Совершенно очевидно, что немцы идут на Сталинград, хотят перерезать линию Волги и оторвать Кавказ от остальных районов страны. Если бы им это удалось, положение стало бы критическим. Удастся ли? Какое-то внутреннее чувство говорит мне, что не удастся… Но пока нельзя закрывать глаза на то, что сейчас мы смотрим в лицо смертельной опасности для нашей страны, для революции, для всего будущего человечества».

Под датой 26 июля записано:

«Еще одна тяжелая неделя! Наши войска все отступают. Немцы захватывают один район за другим. Пал Ростов. Враг перешел Дон в его нижнем течении под Цимлянской. Все ближе и ближе фашистские полчища к Сталинграду. Все ближе и ближе к Кубани и Кавказу. Неужели мы не сможем удержать немцев? Неужели они все-таки отрежут нас от Кавказа и станут твердой ногой на Волге? Это кажется просто каким-то кошмаром из страшной сказки.

Нет! И внутреннее чувство, и холодный расчет говорят мне, что этого не должно быть… Должен наступить момент, когда отступление кончится, когда в дело будут введены свежие резервы, когда мы сможем перейти в наступление против врага, ослабленного потерями и длинной коммуникационной линией. И, судя по всему, этот момент как будто бы недалек».

В такой обстановке я не мог пассивно сидеть, сложа руки, и искал способов хоть чем-нибудь помочь моему народу в годину великого бедствия. Под датой 21 июля у меня записано: