Воспоминания советского посла. Книга 1

Вскоре Ярославцев и некоторые другие студенты пригласили меня на собрание омского землячества, где обсуждался вопрос о пополнении средств существовавшей при землячестве кассы взаимопомощи. В то время подобные организации студентов по территориальному признаку существовали во всех университетских городах. Они вели полулегальное существование и занимались по преимуществу оказанием материальной и культурно-просветительной помощи своим членам. Так как в Омске в это время находились почти все члены омского землячества Петербурга, то они и решили посовещаться о его работе на предстоящую зиму. Меня же привлекли как будущего члена землячества. Я был страшно польщен этим приглашением и явился на собрание в своей новенькой, только что сшитой студенческой форме. Наташа бросила на меня ласково-иронический взгляд, словно сказала добродушно: «Ванечка-петушок». Меня это, однако, нисколько не смутило Я чувствовал, что полученное приглашение является официальным признанием моего перехода в новое состояние: взрослого и студента.

В начале июля Ярославцевы, наконец, продали свой дом и всей семьей уехали в Петербург. После смерти матери их больше ничто не связывало с Омском, и они решили бросить якорь в столице. Я провожал их на вокзал и обещал разыскать осенью, сразу же по приезде в Петербург. После отъезда Ярославцевых мне долго чего-то не хватало. Я сильно подружился с Наташей, и, хотя в наших с ней отношениях совершенно не было элемента какой-либо влюбленности, отсутствие ее на первых порах было для меня очень ощутительно. Бывая в городе, я всегда норовил пройти мимо бывшего дома Ярославцевых, с которым у меня было связано столько воспоминаний, а однажды я даже поднялся но его скрипучему крыльцу и несколько нерешительно позвонил. На звонок вышла толстая баба с подоткнутыми юбками, оказавшаяся кухаркой, и спросила, что мне нужно. Узнав, что хозяев (новых хозяев!) нет дома, я тут же на месте сочинил, будто бы имел с ними разговор о найме комнаты, и под этим предлогом попросил пропустить меня внутрь. Кухарка была, видимо, озадачена, однако разрешила мне осмотреть помещение. Я быстро обошел все знакомые места, на мгновение остановился у столь памятного мне чайного стола, который стоял там же, где и раньше, выглянул в окошко, через которое я любил показывать Наташе и Парочке звездное небо, чуть не обрушил стопку тарелок в кухне, откуда я так часто таскал в столовую самовар, и вновь выбежал на улицу. Мне было и грустно и приятно.

Вечером в тот же день я отправил Наташе следующее стихотворное послание:

Рассыпалось гнездо, навек осиротело…
Забыт старинный дом, обрушилось крыльцо.
И в ночи тихие уверенно и смело
Минувшее глядит мне с горечью в лицо…
И бродят в сумраке встревоженные тени,
Уснувшие давно под камнем гробовым.
И жалобно скрипят подгнившие ступени,
И шорох, носится по комнатам пустым.
И грустно на сердце, и как-то одиноко,
И мысль уносится к минувшим временам,
И что-то плачет там, в душе моей, глубоко,
И что-то в сумраке рисуется очам…

Придет холодный день, и мутною волною

Жизнь снова закипит в покинутых стенах,
И новый господин безжалостной рукою
Встревожит прошлого рассыпавшийся прах.
И застучит топор и хоромах опустелых,
И шумным говором наполнится весь дом,
И разлетится рой теней осиротелых,
Вставших из гробов в безмолвии ночном…

Но в эту ночь еще залитый лунным светом

Старинный дом стоит и грезит о былом,
И тени прошлого являются с приветом,
И оживает вновь минувшее кругом.
И тени бледные бесшумною толпою
Печально движутся в покинутых стенах
И тихо шепчутся с глубокою тоскою
О счастии былом и миновавших днях…