Воспоминания советского посла. Книга 1

Вдруг на трибуну легко взбежала Коллонтай. Все вокруг сразу же насторожились. Она говорила недолго — минут пять. Говорила о том, как она счастлива быть среди товарищей, собравшихся сюда из разных стран мира, как вдохновляет ее неудержимый рост социалистического движения, как твердо верит она в конечное торжество пролетариата и установление на земле царства справедливости и всеобщего братства. Слова были простые, обыкновенные, столь часто употребляемые в социалистической среде, но как они были сказаны! Казалось, сам дух революции говорит ее устами, увлекая в неудержимом порыве человечество. И все вокруг действительно были увлечены. Их восторг возрос еще более, когда Александра Михайловна, произнеся свою речь сначала по-немецки, повторила ее — все с тем же энтузиазмом! — по-английски и по-французски. Коллонтай была устроена бурная овация.

Я стоял и думал: «Как велика, как кипуча сила жизненности в этой небольшой и изящной женщине!»

Однако самая эффектная сцена разыгралась, когда на трибуну поднялся Жорес. Сначала он говорил по-французски, а потом перешел на немецкий язык. Он говорил по-немецки хорошо, но все-таки это был для него чужой язык. Сам Жорес явно страдал от своей лингвистической неполноценности. Проговорив несколько Минут по-немецки, он вдруг остановился, широкое лицо его расплылось самой очаровательной улыбкой и, ставши страшно похожим на ребенка, он весело воскликнул:

— Дорогие друзья! Сердце мое еще полно, но мой немецкий словарь уже истощился…

Здесь Жорес сделал такой жест, точно он прижимает к груди всех собравшихся, и с громким возгласом: «Да здравствует международный социализм!» — соскочил с трибуны. Делегаты устроили Жоресу шумную овацию и затем…

На середину вдруг выбежал Луначарский и во весь голос закричал:

— Качать Жореса! Качать!

Несколько русских делегатов подбежали к Луначарскому и схватили слегка перепугавшегося Жореса. К ним присоединились болгары, сербы и другие славяне. Потом увлеченные общим порывом в человеческий клубок вовлеклись австрийцы, французы, итальянцы. И вот…

Грузное тело Жореса вдруг поднялось и взлетело в воздух. Еще и еще раз. Кругом раздавались восторженные крики. Однако бедному Жоресу было не до шуток. На широком лице его отразились растерянность и беспокойство. Он не понимал, что это значит и что с ним происходит.

Когда, наконец, Жорес вновь оказался в перпендикулярном положении и на твердой земле, он невольно вздохнул с облегчением. На лбу и висках у него проступили капли пота…

* * *

С тех пор прошло много лет, самых замечательных лет в истории человечества — бесконечно тяжелых и бесконечно прекрасных, глубоко разрушительных  и глубоко созидательных. На протяжении этих лет через 1917 г. прошел великий водораздел между двумя формациями — капиталистической и социалистической.

И когда сейчас я пробую ретроспективно осознать ход развития после Копенгагена, когда я пытаюсь определить то самое главное, самое основное, что совершилось за протекший с того времени период, предо мной встает величавая фигура Ленина. Да, все эти годы по праву могут быть названы ленинской эпохой!

Но на этом дело не кончается. Наоборот, с каждым новым годом знамя Ленина, как солнце, будет подыматься все выше, сплачивая вокруг себя все передовое человечество.

Среди англичан

«Социалистический лагерь»

Пекхэм Род, 110… Я стою перед этим большим, закопченным, угрюмым зданием, где помещается центральное правление знаменитого в истории британского тред-юнионизма «Объединенного общества механиков», зданием, где 20 лет назад я так часто бывал, и опять длинная галерея образов и картин встает из глубины моей памяти…

Летом 1913 г. вышло так, что у меня неожиданно оказалось две недели свободного времени. Я решил поехать куда-нибудь к морю. Но куда?

Я уже не раз упоминал на этих страницах, что занят был в те годы изучением английского рабочего движения. И когда предо мной стал вопрос, как провести две свободные недели, я подумал, а нельзя ли найти такое место, где самый отдых обогащал бы мое представление об этом движении?

Опрос друзей — русских и иностранных — не привел меня к какому-либо определенному выводу. Каждый советовал что-то свое, и я был полон колебаний. Тогда я решил зайти на Пекхэм Род, 110 и поговорить по душам с молодым веселым механиком Броуном, работавшим там в качестве одного из помощников секретаря союза. В течение предшествовавшей зимы мы довольно близко сошлись с Броуном, и он оказывал мне много самых разнообразных услуг в деле изучения английского профессионального движения. Я не сомневался, что и теперь Броун не откажется прийти мне на помощь в моем затруднении. Я не ошибся. Когда я рассказал Броуну, в чем дело, он весело рассмеялся и воскликнул:

— Я знаю, куда вам надо поехать… Отправляйтесь в «Социалистический лагерь Додда».

— А что это такое? — спросил я.

— Поезжайте и сами увидите, — ответил Броун, — Вы ищете знакомства с английской рабочей средой? Будете довольны.

Молодость любит приключения: я послушался веселого механика и не имел оснований раскаиваться в этом.