Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850

Я взял его лошадь и с гордостью вернулся к своим солдатам, которые тотчас столпились вокруг меня. Хорошо одетый господин, который наблюдал за всеми моими движениями, сказал мне: «Я в восторге, это один из трюков, и вы знаете, как это сделать хорошо, ведь это у вас не впервые. Прошу вас, назовите свое имя». «А зачем вам?» — «Я хотел бы рассказать об этом своим парижским друзьям. К какому корпусу вы принадлежите?» — «К штабу Императора». — «Как же вас зовут?» — «Куанье». — «А полное имя?» — «Жан-Рох». — «А ваше звание?» — «Капитан». Он достал свою записную книжку и записал все это. Он назвал мне свое имя — Борей или Бори. Он направился к холмам Сен-Шамона, где стояла старая гвардия, а я вернулся в штаб, ведя за собой свою лошадь и очень гордясь своим трофеем. Все смотрели на меня. Офицер спросил меня, где я достал эту лошадь. «Это лошадь дезертировала, а потом снова вернулась на нашу сторону, там я ее и взял». «Хорошая лошадь», — сказал он.

Добравшись до своей квартиры, я дал лошади сена и осмотрел свою добычу. Тут был небольшой portmanteau с несколькими рубашками из тонкой льняной ткани и еще несколько нужных офицеру вещей. Я снял седло с его лошади, а саму лошадь продал, поскольку у меня было три лошади, и этого было вполне достаточно. Я отправился в штаб для продолжения выполнения своих обязанностей. Я видел множество людей и маршала, одни приходили, другие уходили. Совещания шли беспрерывно всю ночь напролет. На следующий день, 1-го июля, мы получили приказ отправиться южнее Парижа, за Инвалидами, в одно место, где армия воссоединилась и хорошо закрепилась. Я отправился туда после того, как явился за новыми приказами. Генерал отправил меня туда со своим адъютантом и лошадьми. «Идите, сказал он, — Париж сдался. Враг вот-вот завладеет им. Не теряйте времени, все офицеры покидают Париж, а иначе вас арестуют. Присоединитесь к армии в Барьер-д’Анфе и там Вы получите приказ перейти Луару у Орлеана».

В Барьер-д’Анфе, где собралась вся армия, я увидел маршала Даву. Он стоял, скрестив руки, и смотрел на эту великолепную армию, а она кричала: «Вперед!»

Он, молча, не говоря ни слова, ходил туда и сюда по укреплениям, глухой к мольбам армии, которая хотела идти на врага. Войска хотели атаковать те части, которые перешли Сену — в Сен-Жермен и в Версале, и нам нужно было лишь пройти Марсово поле, чтобы попасть в Буа-дю-Булонь. С таким нашим левым крылом, в Версале ни пруссак, ни англичанин не смог бы справиться с нашими людьми. Маршал Даву колебался. Он вызвал генералов старой гвардии и приказал генералу Дрюо показать пример армии, сказав, что он последует за ним с основными силами, а потом немедленно отправится в Орлеан. Таким образом, решение было принято. Старые солдаты выступили молча. Началось движение — наше правое крыло двинулось в сторону Тура, а левое — к Орлеану. Враги немедленно попали в наш тыл, они жестоко схватили нескольких вернувшихся в свои корпуса наших людей, ограбили их, а также офицеров. На нашем первом привале они так яростно атаковали нас, что армия развернулась и напала на их авангард — их отбросили назад. После этого они стали скромнее и следовали за нами только на хорошем расстоянии.

Мы добрались до Орлеана без преследователей. Мы прошагали по мосту через Луару и основали штаб-квартиру в большом предместье, которое казалось совершенно пустым. Жители ушли в город, и мы страдали за всех. После устройства штаба мы принялись из огромных бревен и огромных ворот сооружать в центре моста мощную баррикаду от тяжелой атаки. У входа на мост мы установили пушки. Несколько дней нас никто не беспокоил — огромные ворота всегда были открыты для тех, кто выходил в город за провизией, и мы делали это. В начале главной улицы мы обнаружили постоялый двор, и каждый день мы открывали ворота. Но это продолжалось недолго. Великий маршал постоянно стоял у своих пушек — руки заложены за спину, на лице тревога. Никто не разговаривал с ним. Он уже не был тем великим солдатом, которого я раньше видел таким отчаянно смелым на поле битвы, офицеры избегали его.