Воспоминания Свена Стокгольмца

– О да. Мой любимый Чолгош[25]. Верный мне в любую погоду. Кроме откровенно плохой. И кроме дней с осадками любого вида. Легчайший туман, и он превращался в изменника, готового искать убежище с кем угодно. Но он был моей тенью. Тенью лучше и добрее меня самого.

Какое-то время мы так и сидели, наслаждаясь дружеским сочувствием.

Наконец я почувствовал, что центрифуга, запущенная вращением бара, прижимает меня к полу. Я встал, пошатнулся и резко поднял руку, чтобы уцепиться за низкую потолочную балку.

Илья поднялся, твердый, как скала. С большой осторожностью он взял со стола запеленатую Скульд, но передавать ее мне явно не спешил.

– Пожалуйста, позволь мне вас проводить, – сказал он, пытаясь сдержать снисходительность. – Ты можешь свернуть не туда.

– Хорошо, – отозвался я, поблагодарил Илью, шагнул к двери и на пороге рухнул в обморок.

Позднее Илья сказал, что мне повезло упасть на бок, слегка завалившись на спину, а не лицом в вонючую слякоть. Именно там устраивались посетители бара, желая отлить, а то и опорожнить кишечник. По словам Ильи, я вполне мог захлебнуться в едкой моче, хотя, с учетом диеты, которой придерживались жители Пирамиды, с такой же вероятностью я мог подавиться мочевым камнем.

58

Проснулся я среди моря странных запахов. Жарился бекон – это сомнений не вызывало. Еще чувствовались тосты, а верхней нотой был расточительно сжигаемый газ от плиты. Запах горького сваренного кофе. Перекрывал все густой, землистый, специфически гнилой запах свиней.

Пустой живот крутило. Я лежал на исцарапанном диване в чьей-то уютной, захламленной гостиной. Ну, или в столовой. Стульев было больше, чем места, куда их ставить – частью деревянных, частью обитых, но в основном адской помеси между первым и вторым. Длинный стол сложили и приставили к стене. Косые лучи летнего солнца лились в два маленьких окна и прожигали дыру в моем глазу. Если бы не определенно запахи завтрака, можно было бы подумать, что сейчас и девять утра, и четыре пополудни.

За углом с веселым буйством сталкивались плошки и сковородки.

Несколько голосов звучали одновременно оживленно: их обладатели не беспокоились о том, проснулся я или нет. Я не знал, смущаться мне или злиться, а потом услышал смех Хельги, и в комнату вошла странная женщина. Она была высокой, широкоскулой, румяной, со светло-зелеными глазами и волосами цвета сырого песка. Ее холщовые брюки были испещрены пятнами чего-то невообразимого, я был готов поспорить, что явно не съестного. Зато кисти рук были розовыми, а ногти – чистыми. Она была похожа на славянскую крестьянку, по крайней мере, в моем представлении. Мне она казалась невероятной красавицей.

– Он просыпается, – сказала она на гортанном, но вполне беглом шведском и ухмыльнулась.

– Прости, мне сейчас не до женщины, – сказал я, проверяя, что мое тело не обнажено. – Меня зовут Свен.

– Людмила, хозяйка «Свинарника», – представилась женщина, приседая в театрально-комичном реверансе. – Оклемаешься – приходи к нам завтракать.

– Как я сюда попал?

– Илья принес тебя, дорогуша.

Перед мысленным взором встал образ жилистого шахтера.

– Сам? Он приволок меня?

– Нет, тебя нормально принесли. Помогли несколько надежных ребят. Признаться, может, не хотели, но Яму они уважают.

– А Хельга здесь? А малышка?

– Все в порядке. Все в порядке. – Людмила развернулась и вышла из комнаты.

Людмила повернулась ко мне спиной, демонстрируя соблазнительные округлости, скрытые грязными брюками, и я чуть не захлебнулся от желания, внезапного и сильного, подобного которому не испытывал давным-давно. У меня аж сердце замерло от замешательства.

На кухне Хельга качала на руках Скульд, которую происходящее совершенно не трогало.

– Что, дядя, в очередной раз проспал?

– Как ты нашла это место? – Мой голос звучал хрипло, как вороново карканье.

Хельга кивнула налево от себя – там стояла бледная проститутка, которую я встретил накануне вечером.

– Это Светлана. Мы с ней познакомились в ходе ее профессиональной деятельности. Очевидно, ты с ней тоже познакомился, хотя, возможно, не помнишь этого. Светлана предложила мне остановиться здесь. Она сказала, что ты в хороших руках и рано или поздно тоже сюда попадешь. Счастливая случайность! Мы оказались здесь почти одновременно. Боже, тебе было так худо!

– Нас находят все горемыки-отщепенцы, – с чувством проговорила Людмила.

Мы немного поговорили, я старался не мешаться, пока готовился завтрак. Когда вернулись в главную комнату, оказалось, что всю мебель там переставили: длинный складной стол теперь стоял в центре, окруженный многочисленными стульями. В комнате появился мужчина – автор перестановки – широкоплечий гигант ростом под два метра. Ярко-голубые глаза, скулы широкие, как у Людмилы, – набежчика-викинга с галеры он напоминал куда больше, чем я. Он вполне мог оказаться братом Людмилы, и я поймал себя на абсурдной надежде, что это так.

– Это мой муж Миша, – представила Людмила.

Миша протянул мне мясистую ручищу, которая, помимо размера, поражала чистотой, и застенчиво улыбнулся.