Воспоминания театрального антрепренера

Накануне своего бенефиса, Николай Карлович был пасмурен и ажитирован, должно быть потому, что «в воздухе не пахло подарком». Это характерное выражение провинциальных бенефициантов имеет значение, так как подношения любимцам почти никогда не случаются сюрпризом и самому бенефицианту бывает известно о подарке чуть ли не первому. На этот раз, против чаяния, такового не предвиделось. В подобных случаях, крайне не учтивых со стороны публики, тщеславные любимцы обыкновенно легко выходят из «неприятного положения», выбрав из своего старья какие-нибудь драгоценности и торжественно поднеся их себе, как бы от почитателей таланта Это так часто практикуется на сцене, что даже вошло в обычай. Милославский же хотя и признавал это обыкновение, но не находил его для себя материально выгодным, почему и придумал такую тонкую комбинацию.

Отправляется он к знакомому купцу, очень состоятельному коммерсанту, и заводит речь о завтрашнем своем бенефисе.

— Не авантажный у меня завтра праздник будет…

— Почему?

— Придется на сухую играть…

— То есть как это?

— А так: никакой признательности от нижегородцев не будет…

— А вы почем знаете?

— Знать не знаю, а предчувствую…

— А может и будет?!.

— Нет, мое сердце никогда не ошибается, — глубоко вздохнув, сказал Милославский и прибавил, — разумеется, мне не подарок нужен, а внимание, поощрение, так сказать… И внимание-то не для меня лично, а для той толпы, которая явится завтра в театр, чтобы видела и понимала, как надо чествовать артиста… Хоть бы для шутки что-нибудь поднесли, я и за то был бы безгранично благодарен…

— Как это для шутки?

— Публично поднесли бы, а потом втихомолку назад отняли бы. Это очень часто проделывают…

— Ну, уж назад за чем же… Я от себя что-нибудь подарю, пожалуй, только прошу не взыскать, так как подписку начинать поздно, а единолично прожертвовать могу не великую толику…

— Ах, что вы! — приневолил себя Милославский сконфузиться. — Вы, чего доброго, еще думаете, что я напрашиваюсь на подарок! Не в нем дело! Для меня-то его хоть и не будь совсем, была бы только честь оказана. Поэтому, от подарка вашего я отказываюсь наотрез, а вашим очевидным расположением ко мне воспользуюсь безотлагательно.

— Чем в силах быть полезным, к вашим услугам…

— Окажите такого рода благодеяние, о котором я только что упоминал: поднесите мне что-нибудь для виду, с обязательным возвратом… Вот хоть часики свои — уложите в просторный футлярчик, да при всей честной компании и поднесите мне, а после спектакля зайдите ко мне в уборную и возьмите их с моею благодарностью. Для вас это, конечно, большого труда не составит, а для меня это будет необыкновенно важно, я, так сказать, тогда воспряну духом…

Купец было замялся:

— Часы-то золотые, пятисотрублевые, не равно как-либо брякнутся, да поломаются…

Но Милославский самым убедительным образом доказал ему, что ничего подобного быть не может, что он примет всевозможные предосторожности и возвратит их ему в целости и невредимости.

На другой день, согласно уговору, между третьим и четвертым действием состоялось подношение золотого хронометра растроганному бенефицианту. Публика сопровождала подношение неистовыми аплодисментами, а Николай Карлович, умиленный до слез энтузиазмом почитателей, крепко прижимал часы к сердцу и низко раскланивался, выражая этим беспредельную благодарность всем присутствующим за вещественное доказательство их симпатий к нему. Эта сцена, не входившая в программу спектакля, была так мастерски разыграна,, что произвела сильное впечатление и на публику, и на купца-мецената, и даже на самого Милославского…

По окончании спектакля, пробирается на сцену купец и ищет виновника торжества.

— Да их уж нет-с, — объявил ему театральный сторож, — они уехали…

— Как уехал? Он хотел меня ждать в уборной…

— Может запамятовали они об этом, но только уехали…

На следующее утро невольный меценат едет на квартиру к Милославскому и укоризненно ему замечает:

— Обещали меня подождать в уборной, а не подождали…

— Голова разболелась от всех этих триумфов, — потянуло неодолимо к постели…

— Не хорошо-с!.. А теперь я к вам за своими часиками, — позвольте их получить?

— Часики? Какие часики?

— Да мои-с…

— Ваши? — удивленно протянул Николай Карлович. — У меня никаких ваших часиков нет.

— Да полноте, что за шутки…

— Это, кажется, вы изволите шутить, а не я…

— Да вы это что же, смеяться надо мной вздумали, что ли?

— С подобным вопросом я к вам хотел обратиться…

— Ну, довольно баловаться, — переменил свой тон купец, — подавай мой хронометр…

— Какой вам хронометр? — продолжал удивляться Милославский. — Вы попали ко мне просто по ошибке… Никакого вашего хронометра я не знаю…

— Как не знаю? — уже серьезно накинулся на него коммерсант. — А вчера чьи часы тебе на сцену подали?

— Не знаю чьи, но знаю от кого, — совершенно хладнокровно ответил Милославский.

— Ну, от кого?

— От публики.

— Врешь! Это я тебе в шутку преподнес…