Воспоминания.Том 1

28 января Совет университета в лице ректора Мануйлова, его помощника Мензбира и проректора Минакова, боясь потерять свою популярность и быть обвиненными в допущении полиции в университет, заявили о своем выходе в отставку, мотивируя свой уход: 1) создавшееся положение делало невозможным для выборной университетской администрации выполнять возложенные на нее обязанности; г) выход в отставку ректора, его помощника и проректора является неизбежным результатом создавшегося положения. Одновременно с сим Совет постановил ходатайствовать о временном закрытии университета ввиду повышенного настроения учащихся.

29 января в Москву прибыл новый попечитель учебного округа А. А. Тихомиров; в этот день некоторые из профессоров, читавшие до сих пор лекции, под влиянием вынесенного накануне Советом постановления, отказались читать лекции под охраной полиции.

30-го было получено известие, что ходатайство о временном закрытии университета отклонено.

1 февраля появилось воззвание от студентов-академистов: "Русские университеты переживают тяжелое время, они перестали быть храмом науки, аудитории обращены в центры незаконных сборищ, наши университеты погибают. Студенчество катится по наклонной плоскости, подталкиваемое всевозможными подпольными коалиционными комитетами, устрашающими студентов и питающими их едкой политикой, а оно, студенчество, соглашаясь на забастовку, служит, таким образом, невольным и послушным орудием политических партий. До сих пор московские академисты были молчаливыми зрителями, теперь же, после признания профессорами своего бессилия восстановить спокойное течение академической жизни, мы поднимаем свой голос, призывая студенчество присоединиться к девизу: "Родина, честь, наука. Долой забастовку!"

Через несколько дней получено было известие, что отставки профессоров Мануйлова, Мензбира и Минакова приняты и они уволены не только от должностей, но и от кафедр с причислением их к министерству. Это известие вызвало огромное волнение в университете, где никак не ожидали столь решительного и активного оборота против лиц, для демонстрации покинувших свои ответственные должности в такой серьезный момент, и 35 профессоров левого крыла решили последовать демонстративному поступку Мануйлова, Мензбира и Минакова и подать прошения об отставке с кафедр. Совет командировал депутацию к министру народного просвещения просить оставить Мануйлова, Мензбира и Минакова при университете, но депутация принята не была, тогда Мануйлов, за болезнью профессора Зернова, сдал должность декану графу А. А. Комаровскому.

Оборот дела оказался весьма печальным. А весь сыр-бор загорелся из-за того, что пресловутая автономия 2, до которой наши университеты в то время еще не доросли, была использована студентами исключительно в том смысле, чтобы свободные сходки по частным студенческим делам явились ширмой всяких посторонних совещаний, прежде всего политических. Понятно, что на сходках толковали и о революционных предприятиях. Было известно, что за границей революционеры постановили произвести атаку на слабую сторону государственного строя России. А так как слабой стороной являлись автономные университеты, то их и наметили в первую голову. Как только стало заметно исключительно революционное направление сходок, то появился циркуляр, отменявший их на время. Этого было достаточно — циркуляр вызвал протест, и студенчество реагировало на него забастовкой.

10 февраля в заседании Совета университета, созванном для обсуждения положения, принимал участие и попечитель округа А. А. Тихомиров, как профессор университета, который высказал мнение, что Мануйлов, Мензбир и Минаков сделали большую ошибку, подав прошение об отставке, а другие профессора, последовавшие их примеру, сделали еще большую. Поэтому он призывал профессоров, подавших прошения, не отказать подписать, наравне с оставшимися профессорами, воззвание к студентам о прекращении забастовки, дабы студенты не считали, что профессора ушли из солидарности к забастовке молодежи. Но согласия на это с их стороны не последовало, и Совет ни к какому решению не пришел.

Никакие хлопоты перед правительством, чтобы оно просило профессоров не уходить, не возымели действия; студенческое движение было сочтено явно революционным, а уход профессоров — делом, вредным для государства, поощрением революции и недопустимым в такой момент, когда, казалось, профессора должны были бы всеми мерами успокоить молодежь, а не поддерживать их революционные поступки демонстративным уходом. Правительство усмотрело в этом уходе профессоров угрозу и признало необходимым остаться твердым, не испугаться ее, определенно этим высказав свой взгляд на студенческие беспорядки.

Только к 1 марта жизнь в университете стала понемногу налаживаться, забастовка прекратилась, занятия начались, но уход видных деятелей науки, конечно, не мог не оставить зияющей раны на научной жизни университета, пока время эту рану не зарубцевало. История со временем произнесет справедливый приговор поступку профессоров и принятому правительством решению.