Воспоминания торговцев картинами

И он сообщил его адрес. Я бросился туда. Увы, в этом доме я узнал, что Сезанн недавно переехал на другую квартиру не оставив, однако, нового адреса.

Видя мое огорчение, жилец сказал:

– Кажется, я могу вам помочь; я слышал, как господин Сезанн назвал улицу одному из грузчиков. Это в Париже, в ее названии объединены животное и какой-то святой.

Получив эту неопределенную, но очень ценную информацию, я вернулся в Париж. Через несколько часов, сидя в небольшом кафе, я принялся листать справочник столичных улиц. Я не обнаружил ни одной улицы, носящей имя животного и одновременно какого-нибудь святого. Но вдруг прочел: рю де Льон. Итак, название животного было налицо[42]. В том же квартале, насколько я знал, находилась рю де Жарден, которая полностью называлась так: рю де Жарден-Сен-Поль (в честь одноименной церкви). Это навело меня на мысль о том, что рю де Льон тоже могла иметь полное название – рю де Льон-Сен-Поль. Решив звонить подряд во все двери, я начал с дома номер 2 и был приятно удивлен, когда услышал от консьержки:

– Господин Сезанн? Он проживает здесь. Его самого нет сейчас дома, но сын у себя.

Молодой человек принял меня на редкость любезно.

– Я попытаюсь уговорить отца доверить вам некоторые из своих полотен для вашей выставки, – сказал он мне, когда я изложил причины визита.

Вскоре после этого я получил около ста пятидесяти различных произведений художника. Холсты были свернуты в рулоны. Тогда моих скромных средств хватило как раз для того, чтобы показать их публике натянутыми на багет, приобретенный по цене два су за один метр.

Несколько штрихов дадут вам представление о том, насколько далеки были в то время люди от понимания ценности живописи мастера из Экса.

Прежде всего упомяну о возмущении художников; в отличие от обыкновенных зевак, они не ограничились негодованием, а, предположив наличие покупателей у этой живописи, сочли, что не только ущемлены их интересы, но что задето также их достоинство. Хочу напомнить и об оценке одного художественного критика из «Журналь дез артист», который возмущался «кошмарным зрелищем живописных уродств, превосходящих официально дозволенную сегодня меру чепухи».

В оправдание коллекционеров и критиков я должен сказать, что примерно так же рассуждали художники, и притом самые значительные.

Купив у Пюви де Шаванна его черно-белую литографию для одного из моих альбомов художников-граверов, я захотел приобрести у него еще что-нибудь, скажем цветную литографию.

– Это предложение кажется мне довольно заманчивым, – ответил он. – Я приду к вам, и мы выберем сюжет.

И действительно, через несколько дней он пришел. Остановившись перед витриной моего магазина, он долго глядел на «Купальщиц» Сезанна, а затем, даже не войдя внутрь, пошел прочь, пожимая плечами. Больше я его не видел.

Тем не менее иногда я встречался и с одобрительными оценками; приведу самый характерный случай, когда картину купил слепой от рождения господин. Он сказал мне, что его отец и дед были художниками и что у него прирожденная тяга к произведениям искусства. Сопровождавший его человек объяснял ему картины. Он остановил свой выбор на работе горизонтального формата с изображением берега реки. «Должно быть, вода располагается на ней более удачно, чем если бы картина была вертикальной», – заметил он.

Но если критики, любители искусства, даже художники, такие как Пюви де Шаванн, упорствовали в своем нежелании увидеть в творчестве Сезанна нечто большее, чем мистификацию, то молодые художники все более поддавались влиянию мастера из Экса. В 1901 году Морис Дени в знак восхищения мэтром, рисовавшим гору Сент-Виктуар, создал одну из самых своих проникновенных картин – «Подношение Сезанну», которую можно увидеть в Люксембургском музее[43]. Центр полотна занимает ваза с фруктами – копия знаменитого произведения Сезанна, принадлежащего Гогену. В левой части композиции изображен Серюзье, теоретик группы, выступающий с докладом перед своими товарищами: Дени, Рансоном, Вюйаром, Боннаром, Русселем, к которым присоединились Одилон Редон и Меллерио. Я тоже удостоился чести быть изображенным среди них.

Когда Дени написал картину, я уже больше не жил в верхней части улицы Лаффит. В доме номер 6, близ Бульваров, я приобрел большой магазин с антресолью. В честь открытия новой галереи я организовал выставку Ван Гога; это была первая большая экспозиция его произведений, на которой можно было увидеть более шестидесяти полотен, полученных из амстердамской мастерской художника, не считая целой серии его акварелей и рисунков. Цены самых значительных картин, вроде знаменитого «Макового поля», не превышали пятисот франков. Публика осталась к выставке равнодушной. Время еще не пришло… Однако я вспоминаю одну пару, которая, кажется, рассматривала работы с особенным вниманием. Вдруг мужчина, взяв спутницу за руку, сказал:

– Ты всегда говоришь, что моя живопись не радует глаз, ну и что же ты скажешь об этих произведениях?

В этот момент женщина остановилась перед двумя портретами Ван Гога, на обоих ухо художника было скрыто повязкой.