- Да точно к утру умирали. А что мне врать? Польза мне что ли есть от этого? Ты же мне не дашь своей пайки за это. Когда такой доходяга вот-вот отдаст концы, ему не давали умереть самому. Кто-нибудь потихоньку придушит его и точка.
- Но зачем же душить его? - Опять кто-то спросил.
- Как зачем? - рассказчик пожал плечами, - Ведь мертвечину жрать противно. А тут получается как будто и не мертвечина. Раздерут его на части прямо ногтями или зубами и сожрут до утра. Удобнее всего было жрать печенку и сердце. Они мягкие и много мяса на низ. А мясо у доходяг жесткое. Кроме того мяса-то на них не бывает. Обгладывать голые кости опасно. Можно засыпаться. Если утром полицаи дознаются, что завелся людоед в камере, дознаются - насмерть прибьют. Тут же, в камере, шлангами и забьют. За людоедство там здорово прибивали.
- И ты тоже ел человеческое мясо? - Начали спрашивать слушатели.
- Брешет он все! Делать ему нечего, вот он и треплется!
- Хотите, братцы, верьте, хотите нет, я говорю, что было.
- Ну а как же тебя не сожрали?.
- Да потому, что он сам был вместо людоеда, наверное, и он тоже людоед. Жрал людей.
- Э-э, братцы, - ответил рассказчик, - чего только не было. Лагерь этот этапировали, а я попал сюда. Вот. Что я, буду врать вам что ли? Зачем вы мне нужны?
- Верно он говорит. Я тоже знаю такие лагеря, где пленные с голоду ели мертвечину. Сорок первый год был трудный для пленных. Немногие уцелели из того времени пленных. Сейчас совсем другое. Сейчас жить можно. Что вы знаете о том страшном времени? Все вы новички. Ничего вы не знаете. Расскажи вам - не поверите.
Запись от 05.06.68
- Нет, товарищи-господа. Послушайте, что я вам скажу! - У противоположной стены приподнялся солдат лет сорока в неопределенной одежде, устроился поудобнее и без предисловий начал: - Все это правда и ничего он не брешет. То, что я видел в сорок первом году, сейчас мне тоже кажется страшным. А вам, неженкам и обжорам, тем более. У нас тоже закусывали жмуриками. Только у нас их жарили. Они действительно сухие и тощие. И жрать-то там в них по сути дела ни черта. Чтобы развести огонь и зажарить их, нужны дрова. А где их в лагере взять? И все равно находили выход. Ногтями и зубами расщепляли телеграфные столбы, двери, окна, подоконники. Ну, прямо звери, а не люди. На мелких лучинках за одну ночь все обжарят и сожрут. К утру на земле оставались одни обглоданные кости человеческие.
- А как же охрана? - Cпросил кто-то. - Разве она не видела огня, да еще ночью?.
- Почему не видела? Видела! Жили-то мы под открытым небом, бараков не хватало. Холодно было. Чтобы за ночь не замерзнуть, некоторые, кто мог, разводили огонек. Это разрешалось, охрана не мешала нам. У нас за людоедство тоже строго было. Убивали на месте за это. Если дознаются, сразу капут. Только кто тогда боялся смерти? Что так умрешь с голоду, что полицаи добьют. Все равно всем один конец.
- А вообще рассказывают, что человеческое мясо вкусное? Ведь человек кушает все хорошее, - кто-то робко спросил.
- Только не пленный доходяга. - Засмеялись из угла.
Мнения о вкусе человеческого мяса разошлись. Большинство стояло на том, что людей никто в пищу не употребляет. А те случаи, которые здесь рассказывали, в счет брать не следует. Это мнение голодных людей, которых в лагере так здорово довели, что это уже были не люди. Потом слово взял еще один оратор. Он полусидел у дверей, в разговор не вмешивался и как будто ждал момента, когда все наговорятся и умолкнут сами. Он начал так:
- А вот у нас в лагерях еще в мирное время, когда я отбывал срок на севере, тоже рассказывали. Были такие отчаянные. Пешком пытались уйти с Колымы на материк. Через леса и тундру. Много жратвы с собой не унесешь - заметят. Да и нести ее на себе тяжело. Договорятся человека 2-3 из отчаянных. Подкопят сухарей. Потом подговорят еще 1-2х зеков и убегут. Пока имеются продукты, идут все вместе. Когда же становится кушать нечего, они убивают этих подговоренных к побегу и потом питаются их мясом.
- Вот это здорово! - Зашумели в камере. - Значит, они захватывали с собой живое мясо. Ну и что же? Кто-нибудь выходил на большую землю?
- Нет. Говорят, с Колымы еще никто не уходил. Далеко очень. Дороги нет. Выбьются из сил, в тайге погибнут. Другие возвращались обратно сами. Или ловила охрана. А еще говорят, что некоторые пытались бежать даже в Америку. Там она где-то близко. Всякое было, да разве оттуда убежишь? Наше НКВД не то, что простофили немцы. От немцев очень легко убежать. Взял, да убежал. Ведь столько пленных бегает из лагерей. Эге! Это только мы ничего не знаем. Сидим здесь, в лагере и сами, добровольно, подыхаем от страха и голода.
- Конечно, можно убежать. - Кто-то подтвердил. - Только куда убежишь? Если бы был дом где-нибудь рядом. А так, куда бежать?
- К фронту! - Сразу высказалось несколько голосов.