Воспоминания. В 2 частях. 1916-1920

«…Я подал в отставку и выехал в Крым, «на покой». Мой приезд в Севастополь совпал с выступлением капитана Орлова. Выступление это, глупое и вредное, но выбросившее лозунгом «борьбу с разрухой в тылу и укрепление фронта», вызвало бурю страстей. Исстрадавшиеся от безвластия, изверившиеся в выкинутые властью лозунги, возмущенные преступными действиями ее представителей армия и общество увидели в выступлении Орлова возможность изменить существующий порядок вещей. Во мне увидели человека, способного дать то, чего жаждали все. Капитан Орлов объявил, что подчинится лишь мне. Прибывший в Крым после падения Одессы генерал Шиллинг, учитывая положение, сам просил Вас о назначении меня на его место. Командующий флотом и помощник Ваш, генерал Лукомский, поддерживали его ходатайство. Целый ряд общественных групп, представители духовенства народов Крыма просили Вас о том же. На этом же настаивали и представители союзников. Все было тщетно».

«…8 февраля Вы отдали приказ, осуждающий выступление капитана Орлова, руководимое лицами, «затеявшими подлую политическую игру», и предложили генералу Шиллингу арестовать виновных, невзирая на их «высокие чин или положение». Одновременным приказом были уволены в отставку я и бывший начальник штаба моей армии генерал Шатилов, а равно и ходатайствовавшие о моем назначении в Крым генерал Лукомский и адмирал Ненюков. Оба приказа появились в Крыму одновременно 10 февраля, а за два дня в местной печати появилась телеграмма моя капитану Орлову, в которой я убеждал его, «как старый офицер, отдавший Родине 20 лет жизни, ради блага ее подчиниться требованиям начальников…».

«…Теперь Вы предлагаете мне покинуть Россию. Предложение это Вы передали мне через англичан.

Переданное таким образом подобное предложение может быть истолковано как сделанное по их инициативе, в связи с моей «германской ориентацией», сведения о которой столь усердно распространялись Вашими агентами.

В последнем смысле и истолковывался Вашим штабом Ваш отказ в назначении меня в Крым, против чего будто бы англичане протестовали.

Со времени увольнения меня в отставку я считаю себя от всяких обязательств по отношении Вас свободным и предложение Ваше для себя совершенно не обязательным. Средств заставить меня его выполнить у Вас нет, и тем не менее я решаюсь оставить Россию, заглушив горесть в сердце своем…»

«…Если мое пребывание на Родине может хоть сколько-нибудь повредить Вам защитить ее и спасти тех, кто Вам доверился, я, ни минуты не колеблясь, оставляю Россию.

Барон Петр Врангель».

Копию с этого письма я послал тем, кто косвенно из-за меня пострадал: генералу Лукомскому, адмиралам Ненюкову и Бубнову и генералу Хольману, передавшему мне требование генерала Деникина о выезде[66].

Через несколько дней генерал Хольман ответил мне:

«Екатеринодар, 7.3.1920 г.

Ваше Превосходительство!

Я глубоко уверен, что Ваш разрыв с генералом Деникиным явился следствием того, что Вы, как это часто бывает с искренними патриотами во время смуты, недостаточно поняли друг друга.

При таких отношениях служить вместе бывает слишком тяжело.

Мне причинило глубокую боль просить Вас оставить Крым, так как, искренно веря в Ваши лучшие намерения и преданность Родине, я все же счел правильным и полезным для настоящего положения сделать это.

Я желаю Вашему Превосходительству всякого благополучия и надеюсь, что встретимся где-либо в более благоприятной обстановке, возможно, опять братьями по оружию.

Прошу, Ваше Превосходительство, принять уверение в моем глубоком и искреннем уважении.

А. Хольман».

Сведения о моей высылке быстро распространились. Известие об этом было встречено в армии и обществе весьма болезненно. Я ежедневно получал огромное число сочувственных писем и телеграмм. Многие приходили лично – соболезновали, просили остаться. Это было очень тягостно. Отъезд мой все откладывался. «Великому Князю Александру Михайловичу» негде было принять угля. Все угольщики направлялись в Новороссийск, где шла поспешная эвакуация. Оттуда приходили тревожные сведения.

Успех добровольцев, овладевших 7 февраля Ростовом, был кратковременным. 10-го числа под напором противника наши войска оставили город, отойдя на левый берег Дона. Поредевшие, истекавшие кровью полки выбивались из сил. Вновь сформированные кубанские части, под влиянием агитации, отказывались драться и расходились по домам. В тылу повсеместно вспыхнули восстания. Теснимые красными, наши войска отошли к самому Екатеринодару.

23 февраля красные, открыв по Перекопскому участку сильный артиллерийский огонь, перешли в наступление и к восьми часам 24-го овладели деревней Юшунь. Однако в десять часов 26-го наши части, перейдя в контратаку, после упорного боя вновь заняли Юшунь, отбросив противника в исходное положение.

Наконец, уголь прибыл. «Александр Михайлович» мог уходить, однако в день отъезда оказались повреждения в машине. Кем-то сняты были крышки с клапанов. Потеряв надежду выехать на русском судне, я скрепя сердце сел на английский «слуп».