Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Накануне отъезда на фронт Конногвардейского полка на площади перед собором пели «Те Деум». Полк выстроился вокруг возвышения для священника, образовав квадрат. Возникало чувство страха и боли при виде этих правильных шеренг мужчин, стоявших на молебне плечом к плечу с фуражками в руках, одетых в новую полевую форму, с такими молодыми жизнерадостными лицами! Как обычно, самые лучшие мужчины страны должны были идти первыми. Где, в каком месте этих правильных рядов появятся первые бреши? И сколько этих людей возвратятся с войны?

И все же, несмотря на всю тревогу и печаль, я помню, как мне было больно стоять на коленях во время благословления на камнях мостовой.

4 августа, в день отъезда, по нашему желанию рано утром в собственной часовне старого дворца дяди Сергея на Невском, где мы теперь жили, состоялась служба, и мы с Дмитрием приняли причастие. В часовне не было окон; свет шел от масляных лампад, которые горели перед иконами, и свеч в высоких подсвечниках. После службы мы позавтракали вместе с супругами Лайминг в старом кабинете дяди, который теперь служил мне гостиной. Мы молчали. Дмитрий сидел на кушетке, обняв одной рукой за шею свою коричневую лайку по кличке Палач.

Когда настало время ехать, мы с Дмитрием заняли места в карете друг возле друга. Все домочадцы столпились у дверей, чтобы проводить нас. Слезы текли по щекам нашего кучера, который знал нас с детства и обучал управлять лошадьми.

Мы доехали до казарм Кавалергардского полка. Казарменный двор за железной оградой представлял собой картину полной сумятицы. Повсюду топали солдаты, офицеры выкрикивали приказы, лошади ржали и нервничали.

Дмитрий пошел в свой эскадрон. По его просьбе я осталась ждать в карете. «Вы можете ехать в карете позади полка, пока мы поедем по городу к вокзалу», – сказал он.

Ожидание было долгим, но в конце концов суматоха унялась, восстановился порядок, и полк вышел с казарменного двора. Я поехала следом в карете, а кучер держал своих серых в яблоках коней, двигавшихся шагом, как можно ближе к эскадрону Дмитрия.

На вокзале людей сажали на открытые товарные платформы. Поезд стоял на боковых путях. Несколько офицерских жен и я образовали небольшую группку в стороне. Нам ничего не оставалось, как стоять там, бодро улыбаться без конца и смотреть, как мужчины один за другим залезают в вагоны.

Дмитрий и другие офицеры постоянно подходили к нам, но, несмотря на общее желание проявлять стойкость духа, разговор не клеился. Возникали неловкие паузы, сжимались незаметно руки. Женщины мужественно сдерживали слезы. Глаза мужчин сияли нежностью, которую они не пытались скрыть. Я же все думала: «Может быть, я вижу его в последний раз».

Вспрыгнув на платформу, трубач просигналил отъезд. Последние быстрые объятия, поцелуи, благословения. Офицеры побежали к своему вагону и, забравшись в него, высунули головы из окон. Трубач дал другой сигнал и, закинув трубу за спину, вскочил в уже тронувшийся поезд. Эскадрон отправился на войну.

На несколько дней я вернулась в Царское Село. Здесь впервые после моего возвращения в Россию я начала обдумывать собственное положение и впервые полностью осознала его сложность и свое одиночество.

Я была счастлива вернуться в Россию, но вследствие своей молодости и неопытности не понимала, что мой развод вызовет пересуды и шумиху, и не предвидела трудностей, с которыми я, молодая разведенная женщина, столкнусь. Более того, все, связанное с моим детством, казалось, теперь перестало существовать; ничего не осталось от тех лет: ни дома, ни семейного круга, ни друзей – ничего, кроме болезненных воспоминаний.

Тетя Элла душой и телом была поглощена Марфо-Мариинской обителью милосердия, настоятельницей которой она была. В Санкт-Петербурге я почти никого не знала. В Царском Селе отец с мачехой были так заняты налаживанием своей новой жизни в России, что у них не было на меня времени; Дмитрий был на войне.

Я тоже решила отправиться на войну в качестве медсестры.

Чтобы это сделать, мне сначала надо было получить разрешение у императрицы. Нельзя было терять время. Я поехала в Петергоф. К некоторому моему удивлению, императрица удовлетворила просьбу. Я немедленно отправилась в Санкт-Петербург, чтобы приступить к занятиям.

Так как специальные учебные курсы Красного Креста для медицинских сестер еще не начали свою работу, было устроено так, чтобы я прошла практические занятия в одном из городских госпиталей. Я ездила туда каждое утро, а вечером посещала лекции врачей. Так как я была единственной учащейся в этом госпитале, то ко мне был индивидуальный подход, и усвоение шло быстро.

Принцесса Елена, сестра короля Сербии Александра, планировала открытие полевого госпиталя, содержание которого она и семья ее мужа намеревались взять на себя. Она предложила мне поехать на фронт с этой медчастью, и я согласилась. Муж Елены, как и Дмитрий, был офицером конной гвардии. Нас должны были направить в тот сектор фронта, к которому был приписан этот полк, – это меня обрадовало.