Я не боялась холодов. Каждый день ходила в лес на лыжах. Эти прогулки имели для меня особую прелесть. Снега было так много, что, когда я прокладывала путь между деревьев, мне казалось, что я карабкаюсь на их вершины. Ближе к сумеркам солнце становилось огромным огненным кругом, мелькающим за черными стволами, а лиловые тени делались особенно резкими. По дороге домой я наблюдала, как сгущается синий зимний вечер и загораются звезды.
Однажды, возвращаясь с одной из таких прогулок, я услышала сообщение о смерти Распутина. Не помню, кто рассказал мне об этом, но отчетливо помню небывалое волнение в больнице. Никогда не забыть мне и неясные, противоречивые слухи, которые ползли в тот вечер по городу и придавали еще более зловещий оттенок тайному исчезновению этой одиозной фигуры, бывшей объектом столь давней, сильной и всеобщей ненависти, которую теперь обвиняли во всех бедах, выпавших на долю России. Весть о его смерти везде встречали с радостью, даже истеричной; люди на улицах обнимались, как на Пасху, а женщины плакали.
О присутствии Распутина при дворе с 1907 года с немногочисленными отлучками знала вся Россия, но оно приковывало все более заметное внимание людей с начала войны. Теперь, в 1916-м, почти все считали Распутина морально ответственным за все наши неудачи на фронте и все беспорядки внутри страны. Умы, разъеденные критикой и недовольством, сделали его козлом отпущения и объектом для негодования. Люди устали от войны, от напрасных жертв и бесплодных усилий. Русский патриотизм, имеющий, в общем, абстрактный характер, не смог выдержать такого напряжения. Для многих людей Распутин служил оправданием их собственной слабости.
По существу, несмотря на все сплетни, причина его присутствия при дворе и его власти была очень проста. Императрица, которая обожала своего сына, прекрасно знала, что гемофилия, от которой мальчик страдал с рождения, неизлечима и, несомненно, с годами усугублялась. Внутренние кровотечения становились все более частыми; малейший удар мог повлечь смертельный исход, и каждый новый приступ причинял бедному ребенку невыносимые страдания. Казалось, только Распутин мог облегчить их. Поэтому ничего не было странного в том, что императрица считала Распутина своей единственной надеждой и спасителем. В Александровском дворце дни проходили полные уныния. Нервы императрицы, полностью расшатанные от постоянной тревоги, превратили ее в больного человека. Неудивительно, что Распутин стал играть такую большую роль, если понимать, сколь ненормальны условия, в которых она жила, знать об одиночестве, на которое она постепенно обрекла себя, о четырех стенах детской, где в своей маленькой кроватке стонал и метался ее единственный сын.
Постоянно повторяя, что цесаревич не выжил бы без него, Распутин хитро и умело овладел волей императрицы. Но его деспотичная натура не могла удовлетвориться сравнительно скромной ролью домашнего врачевателя, ему было необходимо более широкое поле деятельности.
Теперь, когда многие документы, касающиеся того периода, стали общественным достоянием, можно сказать, что временами советы Распутина не были лишены здравого смысла, который, кажется, от рождения присущ русскому крестьянину. И все же, как и любой другой крестьянин, он питал глубокое и прочное недоверие к дворянам и был убежден, что они не только угнетают народ, но и постоянно мешают ему общаться с царем.
Приобретя влияние, но не обладая большой проницательностью, Распутин начал испытывать свою власть. Он настраивал императрицу против всех, и прежде всего тех людей из ее ближайшего окружения, которые, как ему было известно, ненавидели его и не доверяли ему.
Его клеветнические измышления упали на плодородную почву. Императрица, по натуре робкая и скрытная, не смогла в течение всех лет жизни в России сделать психологию русского человека своей собственной; даже православная вера, которую она приняла с момента своего замужества, и русский язык, который она усердно изучала и говорила на нем лучше многих зарубежных принцесс, не помогли ей понять истинный характер людей, которыми она правила.
К тому же казалось, невезение преследует всякий ее шаг. Сначала каждые два года вместо сына, ожидаемого с таким нетерпением, у нее рождались дочери. И когда, наконец, родился царевич, то оказался пораженным болезнью, которую она сама принесла в свою новую семью.