Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

– Известны какие-то подробности? – спросила я. Высохший язык едва ворочался у меня во рту.

– Еще нет, ваше высочество. Труп Распутина не найден. Говорят, что и великий князь, и князь Юсупов арестованы по приказу императрицы. Известно, что вчера император был еще в ставке. Он принял генерала Рузского.

Самообладание начало возвращаться ко мне.

– Это известно в Пскове? – спросила я.

– Да. Вот почему я взял на себя смелость побеспокоить вас так рано. Я боялся, что вы можете узнать об этом случайно… Все остальное убеждает, что смелые действия вашего брата вызывают всеобщее восхищение. Устранение Распутина является величайшим благом для России, – добавил, запинаясь, Шаховской и, видя, что я не знаю, как ответить, ушел.

Мои мысли роились, нагромождаясь одна на другую и устремляясь к Дмитрию, который в тот момент виделся мне в новом, необычном свете. Я гордилась им. Но где-то в глубине души я чувствовала себя задетой, потому что он не счел нужным хотя бы намекнуть мне о своих планах. Впервые в жизни мой брат предстал передо мной как отдельная личность, как человек, живущий отдельно от меня. И это чувство непривычной отчужденности привело меня в трепет.

Моим первым побуждением было поехать к нему немедленно. Но будет ли это мудро? Тело Распутина еще не найдено; идет, вероятно, расследование. Я ничего не знала о положении Дмитрия, о степени его участия в заговоре, его ответственности в глазах закона. Мой поспешный отъезд из Пскова, внезапный приезд в Петроград мог скомпрометировать его и подвергнуть опасности. Однако оставаться в Пскове, в неведении, – это казалось мне невыносимым. Подробности убийства, судя по всему, не будут напечатаны в газетах; новости достигнут меня только в искаженном виде. Посылать телеграмму или даже писать ему казалось небезопасным. Напишет ли он мне, сможет ли – теперь, когда его лишили свободы? Раздираемая сомнениями, я мерила шагами комнату. Мне казалось – и в этом я не ошибалась, – что с этого момента все обязательно должно измениться, к прошлому возврата нет. То, что теперь случилось, было слишком серьезным, чтобы все вернулось на круги своя. В полдень я пошла в столовую, изо всех сил стараясь выглядеть естественно, но, как только я вошла туда, я поняла, что все уже слышали новости. В обращенных на меня взглядах было затаенное волнение и скрытое восхищение, как будто они думали, что я тоже имела отношение к этому убийству. Но никто ничего не сказал.

В тот день я неоднократно посылала санитаров к генералу Рузскому, но узнала только, что он еще не вернулся из Могилева. Ближе к вечеру следующего дня мне сказали, что он приехал. Я набросила на плечи пальто и пошла к деревянной ограде, которая отделяла наш госпиталь от штаба. Часовые у ворот узнали меня и пропустили. Теперь я стояла в старом саду с видом на реку Великую. Аллея из старых лип вела к неприглядному деревянному дому, где жил Рузский. Желтый свет от лампы был виден в низком, не занавешенном шторами окне. Над моей головой деревья высоко поднимали свои мощные черные ветви. Было очень тихо. Внизу виднелась гладкая, скованная льдом поверхность реки и в отдалении бескрайние поля. Лунный свет отражался на снегу, как в тусклом серебряном зеркале. Я задержалась в саду на одну минуту, необъяснимо напряженную. Затем почти спокойно я подошла к дому и позвонила в колокольчик. Дверь открыл уральский казак, а адъютант генерала, ожидавший в вестибюле, провел меня в кабинет главнокомандующего.

Рузский сидел за большим письменным столом, заваленным бумагами. Когда я вошла, он поднялся из-за стола. Это был невысокий худощавый старик с сутулыми плечами, запавшими щеками и густыми седыми волосами, подстриженными на немецкий манер; они короткой щетиной стояли на голове. Его глубоко посаженные и очень яркие глаза блестели за стеклами очков в золотой оправе.

Без сомнения, он был одним из самых талантливых наших генералов, но недавно его заподозрили в политических интригах, и он был в некоторой немилости. С первой минуты я заметила, что он очень нервничает. Генерал предложил мне сесть в кресло и вернулся к своему письменному столу.

– Ваше высочество, я не скрою от вас, что, на мой взгляд, событие, которое только что произошло в Петрограде, будет иметь неожиданные и печальные последствия, – сказал он, взглянув на меня живыми, почти молодыми глазами. – Я приехал прямо из Петрограда, я отправился туда, чтобы получить ясное представление о настроении в столице. К сожалению, я должен сказать, что положение далеко не радостное…

Я молчала. Он тоже посидел минуту молча, словно собираясь с мыслями, а затем заговорил об общей ситуации, а потом о военной и политической.