Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Наконец, в два часа ночи пришло сообщение: генерал Рузский просил меня прийти в штаб. Я набросила пальто и поспешила через двор и тихий сад к дому главнокомандующего.

В вестибюле сидели и стояли ординарцы; было душно; чадила лампа. Дверь в кабинет была открыта, и я вошла. Рузский, болезненно бледный, с запавшими глазами, казалось, постарел за последние несколько часов. Он тяжело поднялся и молча подошел ко мне. Мы глядели друг на друга. Я не осмеливалась задать вопрос. Взявшись обеими руками за свой кожаный ремень, Рузский с трудом выпрямил свои усталые, сгорбленные плечи и сказал:

– Сегодня ночью император отрекся от престола и сам, и от имени цесаревича в пользу великого князя Михаила.

Он отвел глаза от моего лица. Я стояла не в силах пошевелиться. Казалось, у меня вырвали кусок плоти.

– Решение императора отречься от престола и от имени цесаревича захватило нас врасплох. Никто не ожидал, что государь сделает такой шаг. Он будет иметь громадные последствия, – продолжал Рузский, постепенно все больше и больше оживляясь и начиная расхаживать по комнате.

Несмотря на жару в комнате, я вся дрожала; его слова доходили до меня как будто издалека. Я механически огляделась в поисках кресла и села.

– Я рад, что имею возможность рассказать вам о том, что случилось сегодня вечером. Не знаю, какое развитие получат события в будущем или какой приговор вынесет им история, но могу поклясться всем самым святым для меня, что ни я, ни кто-либо из присутствующих не виновны в этом шаге. Как вам известно, два дня были уже потеряны; никто не знал, где находится император, и ни одного приказа не было получено от него в Петрограде. Перед его приездом я весь вечер разговаривал по прямому проводу с председателем Думы. В Петрограде царит анархия, Таврический дворец наводнили мятежные войска, работа Думского комитета проходит в самой неблагоприятной обстановке, испытывая постоянные вмешательства членов Совета солдатских и крестьянских депутатов. Очевидно, царит абсолютная неразбериха. Совет требует немедленного установления республики. Однако комитет считает, что изменение формы правления в настоящий момент является слишком рискованным.

Он обратил на меня взгляд, затем отвел глаза и продолжал:

– Монархия должна быть сохранена. Но некоторые уступки, видимо, необходимы. Пока у императора не отобрали власть полностью, ему следовало бы добровольно отречься от престола в пользу цесаревича, предварительно утвердив исполнительный комитет Думы, который благодаря этому стал бы новым ответственным кабинетом. Они там считают, что порядок наследования, как юридический, так и династический, должен быть сохранен.

Я по-прежнему молчала, Рузский продолжал:

– После приезда императора в Псков я все время находился то на вокзале, где стоял царский поезд, то у себя в кабинете, из которого я мог связываться в Петроградом по телефону. Я присутствовал в вагоне императора во время беседы между ним и депутатами Думы. Текст отречения был уже составлен в ставке в Могилеве и прислан сюда телеграфом. В нем говорилось, что император отрекается от престола в пользу своего сына, а великий князь Михаил становится регентом. Но тем временем императору пришла в голову другая идея, и текст манифеста был изменен в соответствии с ней. Совершенно ошеломленные его содержанием, мы пытались убеждать, советовать, но поколебать императора было невозможно. Он был очень спокоен, как обычно…

Я слушала, оцепенев. Странно, что я помню – при том, что я едва его слушала, – так точно его слова и интонации.

– Видимо, перед отъездом из Могилева император поговорил с придворным врачом, профессором Федоровым, о здоровье сына и, определенно убедившись в том, что его заболевание неизлечимо, решил также отречься и от его имени. Строго говоря, такое решение не имеет законной силы, но объясняется тем фактом, что он не может расстаться со своим сыном. Никто не знает, что теперь случится. Перед тем как отречься, император подписал указ о роспуске старого кабинета и о назначении князя Львова премьер-министром, а великого князя Николая главнокомандующим армией. Теперь мы должны ждать, что скажет великий князь Михаил…

Я поднялась. Теперь мое место было возле императора. Я подумала о том, чтобы немедленно отправиться на вокзал. Он больше не был царем. Он был один.

– Я еду на вокзал, – сказала я.

Последовала короткая пауза.

– Император уже уехал назад в Могилев, – ответил Рузский.

Казалось, что комната закружилась вокруг меня; или это кружился весь мир? Рузский мягко взял меня за руку и повел к креслу.

Затем он начал рассказывать подробности совещания, описывать выражения лиц, различные жесты. Понемногу я пришла в себя и засыпала его вопросами, пока вся картина, такая трагическая и ужасная в своей простоте, не встала целиком перед моими глазами.

Последний представитель династии, которая занимала российский трон в течение трехсот лет, передал испуганным депутатам лист бумаги, на котором был отпечатанный на машинке текст. И эта бумага была его последним поступком, последним выражением его самодержавной воли.