Воспоминания воображаемого друга

Насколько я знаю, никто точно не знает, чем именно Макс отличается от других детей. Папа Макса говорит, что он просто поздний ребенок, хотя, когда он так говорит, мама Макса на него злится и потом не разговаривает с ним как минимум целый день.

Я не знаю, почему все думают, будто Макс такой уж сложный ребенок. Он просто по-своему относится к людям. Они ему нравятся, но по-своему. Он любит их на расстоянии. Чем дальше от него, тем больше нравятся.

И ему не нравится, когда до него дотрагиваются. Когда кто-нибудь до Макса дотрагивается, весь мир вокруг сразу становится ярким и хрупким. Так он мне однажды это описал.

Я вообще не могу дотронуться до Макса, а Макс не может дотронуться до меня. Может быть, поэтому мы хорошо ладим.

Еще Макс не понимает, когда люди говорят одно, а подразумевают другое. Вот, например, на прошлой неделе, когда Макс читал на перемене книжку, к нему подошел мальчик из четвертого класса и сказал:

— Только посмотрите на этого маленького гения.

Макс ничего не ответил, потому что знал: если ответить, этот четвероклассник не уйдет, а будет и дальше его донимать. Но я знаю, что Макс растерялся, потому что тот назвал его умным, а на самом деле имел в виду какую-то гадость. Он сказал это с ехидством, а Макс не понял почему. Макс понял, что тот сказал гадость, потому что он всегда говорил ему гадости. Но не понял, почему он назвал его гением, ведь так обычно хвалят.

Люди часто ставят Макса в тупик, и потому ему с ними трудно. И потому ему приходится ходить к миссис Хьюм играть с другими детьми. Макс считает это пустой тратой времени. Он терпеть не может сидеть на полу вокруг «Монополии», потому что сидеть на стуле гораздо удобнее, чем на полу. Но миссис Хьюм хочет научить Макса играть с другими детьми и понимать, когда они шутят или ехидничают. Когда родители Макса ссорятся, его мама говорит папе, что тот не видит за деревьями леса. Вот так же и Макс, с той лишь разницей, что Макс не видит леса всегда. Он не видит большое, потому что его заслоняет малое.

Сегодня миссис Паттерсон нет в школе. Обычно, если кого-то из учителей нет, это значит, что или учитель заболел, или у него заболел ребенок, или умер кто-то из его родственников. У миссис Паттерсон однажды кто-то умер. Я знаю об этом, потому что время от времени в учительской ей что-нибудь ласково говорят, например: «Как вы держитесь, дорогая?» — а иногда, стоит ей выйти, перешептываются. Но это все случилось уже давно. Сейчас, если миссис Паттерсон нет, это значит, что сегодня пятница.

Миссис Паттерсон никто не заменяет, так что мы с Максом весь день проводим с миссис Госк, чему я очень рад. Я не люблю миссис Паттерсон. Максу она тоже не нравится, но ему она не нравится так же, как большинство других учителей в школе. Он не видит того, что вижу я, потому что его внимание все время отвлекают деревья. Но миссис Паттерсон не такая, как миссис Госк, или миссис Райнер, или миссис Макгинн. Она никогда не улыбается по-настоящему. У нее в мыслях совсем не то, что на лице. Не думаю, что ей нравится Макс, но она притворяется, будто его любит. Меня это пугает даже больше, чем если бы он ей просто не нравился.

— Макс, мой мальчик, привет! — говорит миссис Госк, когда мы входим в класс.

Максу не нравится, когда миссис Госк называет его «мой мальчик», потому что он не ее мальчик. У него уже есть мама. Но он не попросит миссис Госк, чтобы она его так не называла, потому что ему попросить труднее, чем каждый день слышать «мой мальчик».

Макс скорее промолчит, чем что-то кому-то скажет.

Но хоть Макс и не понимает, почему миссис Госк называет его «мой мальчик», он знает, что она его любит. Знает, что миссис Госк ничего плохого не имеет в виду. Просто путает его немного, и все.

Если бы я мог, я сам попросил бы миссис Госк не называть Макса «мой мальчик», но она меня не видит и не слышит, и тут я ничего не могу поделать. Воображаемые друзья не умеют ни до чего дотрагиваться и брать тоже ничего не умеют. Потому я не могу открыть банку с джемом, или поднять карандаш, или печатать на клавиатуре. Иначе я написал бы миссис Госк записку и попросил не называть Макса «мой мальчик».

В реальном мире я могу с чем-то столкнуться, но не могу коснуться.

Но мне все равно повезло, потому что, когда Макс меня придумал, он сразу решил, что я умею проходить через двери и окна, даже через закрытые. Я думаю, он так решил потому, что родители Макса закрывают на ночь дверь в его спальню, и он испугался, что я останусь снаружи. Макс не любит засыпать, когда меня нет рядом на стуле возле его кровати. В общем, я хочу сказать, что умею проходить сквозь двери и окна, но не сквозь стены и полы. Я не могу проходить сквозь стены и полы, потому что Макс об этом не подумал. Было бы странно, если бы он и об этом подумал.