Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2

После революции я знавал в Киеве редактора газеты поляка Скарбека[154]. В свое время он заведовал польским отделом ЦК КП(б)У в Харькове, а потом, кажется, работал в Москве, в отделе пропаганды. Это был очень уважаемый товарищ, честный коммунист. Я тогда заведовал отделом Киевского окружкома партии, меня касались кадровые вопросы. Если мы подбирали кадры, не смотрели на национальность: поляк, еврей, русский, украинец либо еще кто-то. Такого вопроса не было, люди подбирались только по деловым качествам. Конечно, направляя товарища на ту или другую должность, мы учитывали национальность и владение языком. На Украине ведь живет большинство украинцев, так что украинцам отдавалось предпочтение при назначении на такие должности, где владение родным языком и знание местного быта имели определенное значение. Но это в порядке вещей, так как раз и должно быть. Скарбек редактировал не польскоязычную газету. Был он подготовленным человеком, и дело у него шло нормально.

Однажды в Киеве на мою долю выпало поближе соприкоснуться с поляками. В конце 20-х годов Пилсудский[155] решил созвать всемирный съезд поляков[156]. В то время у нас отношения с Польшей были крайне плохими. Мы помнили, что в 1920 г. Пилсудский воевал против Советской России[157] и потом проводил враждебную политику в отношении СССР. Поэтому нам был закрыт доступ к настоящему общению с Польшей и вообще с поляками за пределами наших границ. Но мы хотели, чтобы представители польского населения в СССР тоже получили мандаты на этот съезд в Варшаве, где смогли бы подать голос от имени советских поляков.

Была создана комиссия, в нее включили и меня, русского, но заведующего отделом окружкома партии. Комиссия подбирала кадры, изучала людей, кого из них можно было бы послать в Варшаву. Следовало учитывать также, чтобы они получили мандаты и не были бы задержаны на границе польским государством. В комиссию входил и Скарбек, а возглавлял ее Криницкий[158], известный поляк-большевик, который тогда заведовал отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). Впоследствии я неоднократно встречался с Криницким и с огромным уважением относился к нему. К сожалению, он трагически погиб, как и многие другие. Кажется, его направили в Саратов секретарем крайкома партии, и во время сталинской мясорубки он был арестован и расстрелян. В ходе работы комиссии мы внимательно обсуждали разные кандидатуры, но наша работа не принесла успеха, потому что Пилсудский никого из советских поляков не впустил в Варшаву.

Когда началось истребление Сталиным кадров партийных и советских работников, погибли[159] в числе других не только Скарбек и Криницкий, а и множество прочих поляков вообще. Узнав, что арестован и уничтожен Скарбек, я очень переживал. Он казался мне очень порядочным человеком. Меня также огорчало, что я вместе с ним ряд лет проработал в окружном партийном комитете Киева, а в названной комиссии общался буквально каждый день и высоко ценил его. Теперь же оказалось, что Скарбек – враг народа! Когда я узнал, что Криницкий арестован, то растерялся: что же это такое и как могло случиться? Товарищ Криницкий вдруг оказался предателем!

Это теперь всем известно, какими они были «врагами народа». А мне тогда, в ответ на мои вопросы, объяснили, что Скарбек – агент Пилсудского. Я знал, что Скарбек в свое время перешел нелегально советско-польскую границу; бывший пэпээсовец, он стал у нас активным деятелем ВКП(б). Говорили же так: он перешел границу по заданию Пилсудского, чтобы втереться в доверие и шпионить в пользу панской Польши. Конечно, в жизни и такие случаи бывали. Разведки подобным приемом не раз пользовались, если создавалась возможность. Теоретически и Скарбек мог быть агентом, невероятного тут ничего не было, и я отнесся к объяснению с доверием. Зато проявлял недовольство собственным поведением: каким я оказался недальновидным, если столь высоко ценил вражеского агента.

Когда я потом работал в Москве, то познакомился здесь с еще одним поляком, бывшим соратником Дзержинского Реденсом. Он был уполномоченным ОГПУ по Московской области. Рабочий-электрик, до революции работавший на заводе в Каменском (позднее – Днепродзержинск), он трудился на фабрикантов, которые тоже были поляками. У меня сложились хорошие отношения с Реденсом, и я к нему относился с почтением, хотя, с моей точки зрения, он вовсе не был свободен от недостатков. Но ведь таких людей мало, которые вообще были бы лишены недостатков. В политическом же аспекте я имел к Реденсу полное доверие. Он был женат на сестре жены Сталина, Анне Аллилуевой. Не раз за семейным обедом у Сталина я сидел рядом с Реденсом. Вся семья Сталина в ту пору собиралась на таких обедах. Реденс кончил так же, как многие другие люди: был арестован и выслан, позднее же – казнен. Его жена Анна сильно переживала гибель мужа и от горя лишилась рассудка. То была большая трагедия в семье Аллилуевых. Надежды Сергеевны уже в живых тогда не было, она погибла раньше.