Воссоединение

Он тихо зашипел и дважды щелкнул резцами на спине. Это был тест, конечно. В отсутствие реальной работы ответственные органы пытались поддерживать видимость эффективности посредством бесконечной серии испытаний, проверок и инспекций. Подав соответствующий ответ через нейронную гарнитуру, петлю которой висела над его черепом, он без комментариев передал отчет в соответствующее подразделение. Пусть кто-нибудь другой разбирается с его злонамеренно хитрыми ответвлениями. В его обязанности не входило проверять ловушки, засовывая в них хвост: только торопить их в пути. Еще больше одиозной обыденности застыло, а затем рассеялось в пространстве над его рабочим проектором. Еще тридцать десятых или около того частей этой чепухи, и он сможет удалиться в сравнительный бальзам общей песчаной комнаты, чтобы там уютно устроиться в душистых зернах и мечтать о лучшем завтрашнем дне. Э-э-э-э, пробормотал он себе под нос, когда перед его глазами сформировалось еще больше документации: очередной тест. Необычно встретить двух таких в одно и то же утро. Но не беспрецедентный. Этот был создан более тщательно, более проницательно, чем его предшественник. Сначала отправьте очевидное, а затем попытайтесь сбить солдата с толку чем-то более элегантным, чем его прозрачный предшественник. Он был доволен собой, что так быстро его поймал. Быстрое и уверенное обнаружение должно заслужить несколько похвал в его послужном списке. Чтоб не пропустить ни одного ошибиться или ошибиться, он внимательно изучил новый документ, просматривая его на предмет скрытых бюрократических ловушек. Со стороны это казалось совершенно простым. Так и будет, сказал он себе, скрупулезно изучая каждую включенную формулировку. Это было совершенно возмутительным содержанием. Вот что заставило его колебаться. Для теста, предназначенного для того, чтобы поймать кого-то, кто дремлет на своей станции, ему не хватило изобретательности. Он обнаружил, что колеблется. Достанется ли ему похвала за небольшую инициативу, или его сверстники просто посмеются над ним за то, что он проявил невиданную ранее глубину доверчивости? Украдкой он оглядел мастерскую. Никто не наблюдал за ним. По крайней мере, не лично. Должен ли он довести дело до конца или уйти на обед и обдумать свои варианты во время еды? Мысль о чем-то ароматном, сильно соленом и с еще мехом будоражила его мысли. Проверка показала, что сообщение действительно было передано со спутника — не один раз, а дважды. Это согласовывалось с предполагаемым отдаленным местом происхождения. Используемый язык, включая специальные аннотации, которые заменяли физические жесты, которые были столь важной частью языка AAnn, не предполагал военного происхождения. Если это и был тест, то он был гораздо более искусно сконструирован, чем его предшественник. Если он относился к этому как к испытанию и был прав в своем анализе, он получал похвалу. Если он был неправ, последствия могли быть серьезными. Если бы он воспринял это как законное сообщение и ошибся, его бы постигло не более чем смущение и, возможно, небольшая пометка в его личном деле. Если бы он относился к этому как к законному и был бы прав, он получил бы признание за выполнение своих обязанностей быстро, разумно и своевременно. Сидя молча перед проекцией, он жонглировал своими вариантами. Время еды могло подождать. Приняв решение — хотя и не без раздумий — он встал, включил автоматику, чтобы она работала в его отсутствие, снял гарнитуру и вышел из помещения с копией потока в руке. Никто в его кадрах не заметил его отъезда. За это он был благодарен, так как это избавляло его от необходимости объяснять, что он делает. В меморандуме требовалось, чтобы он был доставлен непосредственно командиру базы. Это поставило Кисепа в неловкое положение, поскольку ему приходилось ставить перед командиром не только свое решение, но и свою личность. Гораздо легче принять порицание через церемониальную директиву, чем лично. Он уже задавался вопросом, не был ли он слишком поспешным, были ли какие-то факторы, которые он не учел, принимая решение. Он все еще мог передумать, все еще мог развернуться на ногах в сандалиях и повернуть назад. Затем, слишком рано, он стоял у входа в кабинет командира. Безжалостный на манер машины и черствый безразличный к его неустроенному душевному состоянию, дверь тут же попросила его представиться и изложить свое дело. Когда он подчинился, это выразило опасения, только чтобы быть отвергнутым человеком внутри. Когда он скользнул в сторону, Кисеп решительно шагнул вперед, как будто двусмысленность была ему так же чужда, как гноящаяся поверхность Хивехома.