Воссоединение

– Я работала в больнице, – продолжила миссис Керш. – Много лет – с двадцать пятого года я там работала. Доросла до должности старшей сестры-хозяйки. Все ключи были у меня. Мой муж очень удачно инвестировал наши деньги. А теперь я прибыла в тихую гавань. Пройдитесь по квартире, мисс, пока закипает вода.

– Нет, я не могу…

– Пожалуйста… я по-прежнему чувствую себя виноватой. Пройдитесь, если хотите!

И она прошлась. Спальня ее родителей теперь стала спальней миссис Керш, и разница бросалась в глаза. Выглядела комната светлее и просторней. Большой комод из кедра, с вырезанными инициалами «РГ», казалось, наполнял воздух ароматом смолы. Огромное пикейное покрывало лежало на кровати. С изображением женщин, несущих воду, мальчиков, погоняющих коров, мужчин, скирдующих сено. Отличное покрывало.

Ее спальня стала швейной комнатой. Черная швейная машинка «Зингер» стояла на металлическом столике под двумя яркими лампами «Тензор». Одну стену украшало изображение Иисуса, другую – фотография Джона Ф. Кеннеди. Красивая горка стояла под фотографией Кеннеди – заставленная книгами, а не фарфором, но смотрелась от этого ничуть не хуже.

Наконец, Беверли добралась до ванной.

Ее выдержали в розовом цвете, но такого приятного глазу оттенка, что она не казалась вульгарной. Всю сантехнику поменяли, и тем не менее к раковине Беверли приближалась с опаской, чувствуя, как захватывают ее воспоминания о давнем кошмаре: боялась, что заглянет в черное, без крышки, сливное отверстие, услышит шепот, а потом кровь…

Беверли наклонилась над раковиной, поймав в зеркале отражение своего бледного лица и темных глаз, а потом уставилась в сливное отверстие, ожидая голоса, смех, стоны, кровь.

Как долго она могла бы простоять там, согнувшись над раковиной, ожидая того же, что произошло двадцать семь лет назад, Беверли не знала; оторваться от раковины ее заставил только голос миссис Керш:

– Чай, мисс!

Она отпрянула, вырвавшись из пут самогипноза, ретировалась из ванной. Если в этой раковине и была черная магия, теперь она ушла… или не пробудилась.

– Ой, ну зачем все это!

Миссис Керш, улыбаясь, радостно посмотрела на нее.

– Мисс, если б вы знали, как редко нынче кто-нибудь заходит в гости, то не стали бы так говорить. Да я ставлю на стол гораздо больше для мужчины из «Бангор гидро», который приходит, чтобы снять показания счетчика! Моими стараниями он толстеет!

Фарфоровые чашки и блюдца стояли на круглом столе, белые, с синей каймой. На тарелке лежали маленькие пирожные и ломтики торта. Над заварочным чайником, что дымился паркóм рядом со сладостями, поднимался приятный аромат. Улыбнувшись, Бев подумала, что не хватает только миниатюрных сандвичей со срезанной корочкой: тетисандвичей, так она их называла, всегда в одно слово. Тетисандвичи бывали трех видов: со сливочным сыром и оливками, с кресс-салатом и с яичным салатом.

– Присядьте, – предложила миссис Керш. – Присядьте, мисс, и я налью вам чай.

– Я – не мисс. – И Беверли подняла левую руку, чтобы показать обручальное кольцо.

Миссис Керш улыбнулась и взмахнула рукой: какая ерунда, говорил этот жест.

– Я всех красивых молодых женщин называю «мисс». По привычке. Не обижайтесь.

– Я не обижаюсь, – ответила Беверли, но по какой-то причине ей вдруг стало чуточку не по себе: что-то в улыбке старухи показалось ей… каким? Неприятным? Фальшивым? Коварным? Но это же нелепо, так?

– Мне нравится, как вы тут все переделали.

– Правда? – Миссис Керш наливала чай. Темный, мутный. Беверли определенно не хотела его пить… и внезапно у нее возникли сомнения, а хотелось ли ей вообще тут находиться.

«Под дверным звонком было написано «МАРШ», – внезапно прошептал внутренний голос, и Беверли испугалась.

Миссис Керш передала ей полную чашку.

– Благодарю вас. – Беверли вновь посмотрела на чай. Да, мутноватый, но аромат замечательный. Она сделала маленький глоток. И вкус чудесный. «Хватит шарахаться от тени», – сказала она себе. – Этот кедровый комод такой красивый.

– Антикварная вещь, этот комод, – ответила миссис Керш и рассмеялась. Беверли заметила, что старуха сохранила красоту во всем, кроме одного – такое часто встречалось в северных краях. Зубы у нее были очень плохие, крепкие, но все равно плохие. Желтые, и передние два налезали друг на друга. А клыки казались такими длинными, почти бивнями.

«Но они были белыми… она улыбнулась, когда открыла дверь, и ты подумала, какие белые у нее зубы».

Внезапно Беверли не на шутку перепугалась. Внезапно ей захотелось – потребовалось – убраться отсюда.

– Очень старая, да! – воскликнула миссис Керш, и выпила свою чашку в один присест, с неожиданным, шокирующим чавканьем. Улыбнулась Беверли – ухмыльнулась ей – и Беверли заметила, что глаза старухи тоже изменились. Белки пожелтели, пошли красными прожилками. Волосы стали тоньше, коса ужалась, серебро, перемежаемое золотыми прядями, исчезло, уступив место тусклой серости.