Воссоздание Святой Руси

Для объяснения всего этого, сложного явления: — перехода на Москву и ее князя всего богатого и мистического наследия погибшей от ереси вселенской столицы православия — Второго Рима, родилась целая литература. Ряд московских публицистов высокого литературного достоинства, с вдохновением, возвышающимся до пророчества, с красноречием подлинно художественным не пишет, а поет ослепительные гимны русскому правоверию, «белому царю» московскому и «белой пресветлой России». Пульс духовного волнения души русской возвышается до библейских высот. Святая Русь оправдала свою претензию на деле. Она взяла на себя героическую ответственность защитницы православия во всем мире, она стала в своих глазах мировой нацией, ибо Московская держава стала вдруг последней носительницей, броней и сосудом Царства Христова в истории — Римом третьим, а Четвертому уже не бывать. Так Давид, сразивший Голиафа, вырос в царя Израиля. Так юная и смиренная душа народа-ученика в христианстве, в трагическом испуге за судьбы церкви, выросла в исполина. Так родилось великодержавное сознание русского народа и осмыслилась пред ним его последняя и вечная миссия.

Потрясшее православный Восток падение Царьграда в 1453 г. представилось для русских знамением суда Божия над Вторым Римом. Когда «агарянская мерзость запустения стала на месте святе», и Св. София превратилась в мечеть, а вселенский патриарх в раба султана, тогда мистическим центром мира стала Москва — Третий и последний Рим, а русский великий князь — «новым царем Константином новому граду Константиню — Москве».

В эту эпоху московская власть делает чрезвычайные усилия, чтобы и ее внешнее положение соответствовало этому ее сознанию. Через брак вел. кн. Ивана III с византийской принцессой Зоей-Софьей наследие Палеологов связуется с Москвой. Московская дипломатия бурно добивается для своего князя титула «царя» в международных сношениях. Побуждаемая иерархией Москва сбрасывает последние остатки татарского ига. Тема Третьего Рима становится официальной государственной идеологией.

Выше этих высот и шире этих широт русское национально-религиозное и религиозно-национальное сознание по существу никогда не подымалось. Последующая его история была только практическим раскрытием и приложением все того же цикла идей. Русское самосознание от самых пелен своих как-то сразу вознеслось на свою предельную высоту. И в этом величии своих помыслов, в некотором их максимализме, вскрыло природу России, как лона мировой культуры. На грани XV и XVI веков величие и слава «Святой Руси» сразу и ослепительно открылись русской душе и затем незабываемо залегли в ней навсегда, как светлые, чистые и окрыляющие мечты и воспоминания юности. Великие мечты великого народа, воплощенные в слове с таким пафосом и с такой редкой силой на заре его литературы! То были гимны первой юношеской любви русской души своему религиозному избранничеству, своему мессианическому призванию. И не было более в истории русского самознания мгновения, равного этому, по захватывающей новизне, по оплодотворяющему творческому вдохновению. В самом деле, народ, который дерзнул, еще не сбросив с себя окончательно ига Орды, без школ и университетов, не сменив еще лаптей на сапоги, уже вместить духовное бремя и всемирную перспективу Рима, тем самым показал себя способным на величие, стал внутренне великим. Эта преданность и верность русской души православию породила незабываемую, исторически необратимую русскую культурную и имперскую великодержавность и ее своеобразие. После Петра Великого превзошел в русскую жизнь пафос внерелигиозной культуры, который нашел в даровитом народе также свой могучий отклик и принес блестящие плоды иного, светского творчества. Но никогда этот параллельный, не сливающийся с прежним пафос пока одной только интеллигенции, а не народа, не создавал еще во всенародном смысле какого-либо яркого, специфического национального идеала, тем более мессианического. Идеал «Святой Руси» и в этой новой, духовно сложной атмосфере остается неповторимым по своей глубине, силе, исторической укоренности и сродности духу народа, этим идеалом запечатленному.