Воссоздание Святой Руси

Так, обосновавшись на этом надежном и «недвижимом камени» христианского догмата о Богочеловеке — на этой премудрости из премудростей и философии из философий — мы победно преодолеваем все обескураживающие возражения неверов, не допускающих нас с нашим христианством в будто бы монопольно принадлежащую им область государственности, и — святошествующих толстовцев и сектантов, отпугивающих нас от приятия государства будто бы отступничеством от Христа и Евангелия. Но, обладая секретом преодоления антиномии Евангелия и государства, мы самой проблемы этим не закрываем. Она бездонно глубока и практически на каждом шагу добросовестного государственного строительства трагически зияет и должна зиять пред нашим сознанием. Иначе христианское отношение к государству грозит превратиться в прикрытое красивым словом примирение с неисправимо грешной будничной действительностью, т. е. сведется к неподвижному скептическому язычеству, или к язычеству откровенному и буйному, как в современных нам языческих (левых и правых) идеологиях. Живая христианская совесть не может не страдать (и часто жгуче страдает), творя дело государственное, да и всякое земное дело. Самодовольный сон совести — тут верный признак забвения евангельских мерок, языческой нечувствительности к антиномии греха и святости. Лишь во имя хотя бы капли воплощаемого, реализуемого в жизни света небесного, «Царства Божия и правды его», христианин может мириться со всеми несовершенствами государственной силы и насилия. Лишь эта, вечно саднящая боль совести о грехе и несовершенстве нашего личного и общественного делания, есть гарантия, что проникновение и преображение христианским духом наших земных начинаний будет непрерывно возрастать. Иначе натуральная тяга язычества неминуемо утопит в стихии греховности нашу государственность, какие бы возвышенные и святые имена к ней внешне не прилагались. Как и наше личное христианское состояние не есть величина неподвижная. Наоборот, если оно не идет с усилиями вперед, то неминуемо регрессирует. Так и именуемое нам и христианским государство быстро превращается в псевдоним, в просто исконно-языческое, ничего сверх натурального не заключающее в себе, из тысячелетней древности известное нам по Библии «царство зверя».

Для христианской совести безусловно необходимо оградить себя и от толстовского и сектантского непротивленства, а еще более от лукавых ходячих доктрин новейшего времени, проповедуемых не только безбожным либерализмом и социализмом, но, к сожалению, и людьми, по-своему ревнующими о христианстве. Религию вообще считают делом частным, интимно личным, не связанным с сферой общественной, а христианство будто бы стараются спасти от унижения и искажения через соприкосновение его с интересами государства. На самом деле это не так. Частным делом религию могут считать только рационалисты — непонимающие что такое религия, да пустопорожние мистики, загоняющие религию в мечтательную высь подальше от жизни. Мы — люди церковные и православные знаем, что во Христе две природы — Божеская и человеческая соединены «неслитно», но и «нераздельно». Эта формула IV вселенского собора обязует нас считать безнадежное разделение церкви и государства ересью несторианской или монофизитской (можно истолковать в обоих смыслах — но во всяком случае — еретических) и, наоборот, — мыслить православную норму в их «нераздельном и неслиянном» сочетании Церковь есть душа мира и орудие божественного мироправления. Она должна духовно управлять миром, водворять царство Христово и на земле, как на небе. Она в этом смысле существенно теократична или христократична Вопрос для православных сводится лишь к тому: как, какими средствами, какими методами, в каком духе и стиле должно воплощаться, реализоваться это участие в делах мира сего и государственных в частности? И ответ на него очень непрост, обставлен сотнями условий и даже случайных обстоятельств. Как вопрос не существа (существо уже предрешено для нас), а тактики, он требует практически гибкого ответа. Негибкая тактика — обычно и неумная тактика. А промахи негибкости и неподвижных шаблонов подстерегают нас в вопросах о взаимоотношениях церкви и государства потому, что он соприкасается с предметами нашей религиозной любви. Где любовь, там и ревность, горячность и часто слепота. Все это — в тактике рискованные советники. В вопросе о построении христианской государственности накопились к настоящему моменту горы вековых недоразумений. Еще вчера вопрос о христианском государстве считался устарелым, диким и непреложным к современности. Но уже сегодня он приобретает жгучий характер злободневности, как защита от ада коммунизма.