Воссоздание Святой Руси

Ф. А. Степун в сжатой формулировке определяет ту же, как и я, «орденскую» форму общественно-культурной деятельности православной русской интеллигенции, призывая ее стать «христианским рыцарством». В точном совпадении с моим планом «молекулярного» проникновения и преображения всех положительных, созидательных путей общественной жизни, Ф. А. Степун возлагает это призвание на «трудовую православную интеллигенцию, которая, будучи рассеянной по разным общественным классам и по разным партиям, была бы все же связана между собой некоей общей всем духовностью». Эту неопределенную «духовность» я предлагаю оформить, укрепить и мобилизовать для практической и идейной и прикладной работы в специализированные братства. Вот в этой уже канонически легализированной и традиционной форме братств, не индивидуальная только творческая православная энергия отдельных вождей и двигателей, но и коллективная и углубленно-соборная, могла бы надеяться не только ограждать от затопления морем царящей безрелигиозности всей общественной, государственной, международно-мировой активности человечества, но и наступать на вражеский стан безбожия. Это то, к чему призывает молодое православное поколение и проф. Степун. Он приглашает его не ограничиваться «стоянием в церкви, затворничеством в приходе, жаждой покаяния и заботой о спасении души». Он вменяет ему наряду с этим, как христианский долг, «живой интерес к социальным и политическим вопросам своей страны и всего мира».

Проф. Степун понимает, что не так-то просто приглашать эмигрантскую молодежь на этот по существу сверх патриотический мировой христианский фронт, что стратегия и тактика его представляются пока еще только в волнующих русскую душу великих предчувствиях и пророческих призывах корифеев отечественной богословской мысли. Проф. Степун пишет: «я утверждаю, что русской религиозно-философской мыслью была затронута громадная тема и поставлен ряд текущих проблем, повелительно требующих своего разрешения. Отлично сознавая, что Достоевский своим Алешей по-своему откликнулся именно на эту тему, но откликнулся еще бессильно в смысле ответа. Вопрос Достоевский понял с силой пророка. Но ответа соответствующего грандиозности вопроса еще не имел. И такого могущего удовлетворить нас соборного ответа церкви православной у нас еще нет. Это следует открыто сознать и сказать. Одно лишь мы обязаны утверждать, что вопрос, поставленный православными русскими богословствующими умами и сердцами — есть вопрос опережающий христианскую мысль и всех наших других православных собратьев и всех христиан западных вероисповеданий. Их ответы на подобные (но не тождественные в понимании) вопросы нас русских не удовлетворяют».

В заключении Ф. А. Степун не считает нужным играть в прятки. «Я знаю» — пишет он — «что все, к чему я призываю, православной церкви зарубежья сейчас чуждо» и т. д.

Таким образом мое «размежевание» с молодым богословствующим поколением освобождается от возможного подозрения и упрека в каком-то единоличном оригинальничаньи. В строках Ф. А. Степуна звучит согласный со мной свидетельский голос всероссийского богословского предания, которого нельзя ни замолчать, ни легко отвергнуть.

5) Размежевание с слепой предубежденностью

Отклик на статьи архимандрита Константина (Зайцева): Журн. «Правосл. Русь». Жорданвилль. Нью-Йорк 15/28 марта 1954 г.

Православный русский читатель! Не доверяй ничему, что выше написано! Это — не православие, а «модернизм». «Если не полное отступление от нашей святой веры, то такое ее искажение, которым „смывается все ранее сказанное во славу православия без остатка“…»

Грозное предостережение! Внесение моей книжки в папский «индекс запрещенных книг» ранее ее напечатания. Как это могло случиться?

Пока моя книжка лежала без движения в портфелях издателей, наши американские коллеги по Дух. Академии предложили мне срочно написать для их сборника «Православие в Жизни» две статьи: «Церковь и государство» и «Православие и Россия». Я с готовностью ухватился за эту возможность — поскорее пустить в оборот мои давние задушевные мысли о мировом призвании православия. Концепции, выраженные в сжатом виде в этих статьях, по существу все те же, какие я проповедую от моей богословской юности и в частности от начала эмиграции. Я всюду ссылаюсь на мои прежние статьи и пространно цитирую их. Этим подчеркиваю исконность и устойчивость моей концепции, верность самому себе в основном. Так и получилось, что архимандрит Константин, возражая мне не по частностям, а принципиально, возражает по существу и против всей настоящей книжки. Вот почему и мне уместно мои контрвозражения о. архим. Константину присоединить к данной книжке, как дополняющую ее главу.